Фронтовые ночи и дни (Вегер, Мануйлов) - страница 167

— Почему не приветствуете старшего по званию?

«Милый! — пронеслось в голове. — Да я готов тебя облобызать, не то что приветствовать. Только не отводи меня обратно в комендатуру». Проникновенным, даже заискивающим голосом я прошу у него прощения, обещаю исправиться и никогда больше не нарушать устав. Он читает мне короткую нотацию и отпускает.

Боковыми улочками подхожу к своему дому и стучу в дверь. Раз, другой. Тишина.


Справка

В документах архивного фонда Ставропольской краевой комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников в г. Ессентуки за период оккупации с 11 августа 1942 г. по 11 января 1943 г. в списке граждан города Ессентуки (еврейской национальности), расстрелянных оккупантами, значится Вегер Мария Моисеевна, 43 года, проживавшая по ул. Фрунзе, 8.


Свой батальон я догнал только через три дня. Встретившийся начальник спецчасти удивленно на меня посмотрел и сказал:

— А я отправил бумаги наверх, что ты дезертировал.

Атака-показуха

С наступлением темноты наша часть пришла сменить измотанный, почти выбитый кавалерийский полк. Он ушел на пополнение, а мы начали размещаться в его окопах. Почему-то они были усеяны казацкими шашками. Видимо, убедившись в их ненадобности, кавалеристы обошлись с ними так же, как мы со своими штыками. Наши офицеры, ребята чуть старше нас, тут же нацепили шашки и портупеи и весь вечер щеголяли в них.

Наш взвод разведки занял несколько окопов около блиндажа, где располагался штаб батальона. До утра, когда, по-видимому, намечалось наше наступление, делать было нечего. Мы, несколько ребят из взвода, вылезли из окопов и пошли «прогуляться» на нейтральную территорию.

Сейчас я даже не могу понять, что нас толкало на такие действия. Приказов никто нам не отдавал; понимания того, что знание этой местности может пригодиться, у нас не было. Наверное, нами двигало любопытство, мальчишеская жажда приключений.

Итак, мы шли в сторону немецких позиций, осторожно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к отдаленному шуму фронта: гулу артиллерийской канонады, разрывам мин и снарядов. Позже, когда я оказался в госпитале и утром впервые пришел в себя, меня поразила и даже испугала именно тишина. Сейчас, когда мы двигались к немецким окопам, с их стороны тоже почему-то не доносилось обычных звуков стрельбы.

Уже видна линия окопов. Мы подошли к ним метров на пятьдесят, но оттуда не доносятся ни выстрелы, ни голоса. Можно было повернуть назад, но мы все-таки крадучись продвигались вперед, каждый момент ожидая пули в живот.