В штабе Западного фронта опять появились растерянность и уныние. Аресты выбивали у людей почву из-под ног. Никто не был уверен в своем завтрашнем дне. Все слишком хорошо помнили тридцать седьмой год.
Расправа над командованием Западного фронта дурно сказалась и на войсках. Ведь всем внушали, что Павлов — изменник, и солдаты начинали с подозрением поглядывать на других генералов.
Насколько нервозной была обстановка, хорошо говорит такой трагикомический эпизод.
В день, когда арестовали Павлова и других командиров, я долго не мог никому доложить о ходе работ по устройству заграждений. Наконец пробился к новому начальнику штаба фронта генерал-майору Маландину. Но тому хватало других печалей, и он направил меня it одному из штабных командиров.
Этот командир беседовал с каким-то незнакомым мне майором.
— Разрешите? — осведомился я.
Командир поднял голову, и лицо его побелело, щека задергалась в нервном тике. Незнакомый майор вскочил и вытянулся по стойке «смирно».
В недоумении потоптавшись на месте, я сделал шаг вперед, чтобы изложить суть дела.
И тогда тот, к кому я явился с докладом, залепетал вдруг какие-то жалкие оправдания:
— Я был в войсках и делал все… Я ни в чем не виноват…
Он смотрел мимо меня. Я невольно оглянулся, и тут меня как обухом по голове ударило. За моей спиной, тараща глаза, стояли два командира-пограничника. Памятуя неприятное происшествие на мосту под Вязьмой, я давно уже никуда не ездил без пограничников, помогавших налаживать взаимодействие с охраной объектов. По привычке взял их и теперь. Они-то и вызвали смятение. При появлении людей в зеленых фуражках потерял самообладание волевой опытный командир, обычно не терявшийся в самой сложной боевой обстановке.
И я его понимал…
Уже несколько дней находились мы на Западном фронте.
Положение у меня оказалось не из легких. Об отсутствии радиосвязи с отрядами уже упоминалось. Пользоваться проводной связью фронта удавалось редко: во-первых, отряды наши не всегда располагались вблизи войсковых телефонных коммутаторов и телеграфных узлов, во-вторых, даже телефон и телеграф не всегда в ту пору оказывались надежными средствами связи. Вдобавок в группе не было никакого штаба. Со мной оставался только лейтенант Семенихин, исполнявший обязанности и офицера связи, и помощника по материально-техническому обеспечению, и адъютанта, и старшего писаря. От множества свалившихся на его голову обязанностей лейтенант изнемогал. Я видел порой, как он, присев на пенек, впадал в состояние, близкое к прострации.
Счастье наше было в том, что по пути на фронт мы увеличили свой автопарк. Лишь благодаря ему приданные группе батальоны успевали выполнять задания на трехсоткилометровом пространстве и даже более или менее своевременно информировать меня о проделанной работе.