— Интересно! Как это из спичечной коробки сделать замыкатель?
Я обрадовался случаю и тут же соорудил из обычной спичечной коробки замыкатель.
— Ловко! — одобрил Тухачевский. — Да только у абиссинцев нет ни электробатареек, ни электродетонаторов. И очень мало взрывчатых веществ. Это им не годится. Им надо что-нибудь из простейших средств.
— Разрешите показать простое устройство для вывода из строя покрышек автомашин?
Я быстро сделал из мякиша черного хлеба образец приспособления для прокола шин.
— Вот это другое дело. Это им может подойти…
— А разве, товарищ маршал, нашим войскам в случае действий в тылу врага не могут пригодиться такие игрушки?
Тухачевский опять уклонился от ответа. Потом вздохнул и с непонятной горечью сказал:
— Я занимаюсь другими вопросами… Да и время уже позднее. Спокойной ночи…
Поезд подходил к Малой Вишере. Я быстро проверил на стоянке ходовую часть вагонов и возвратился в свое купе. Мысли, возникшие во время беседы с заместителем Наркома обороны, взбудоражили меня.
Неужели мои представления о важности партизанской борьбы безнадежно устарели?
Осенью 1935 года на мою голову внезапно свалилась беда. Проводилась проверка партийных документов. Меня вызвали в политотдел спецвойск Ленинградского гарнизона.
Начальник политотдела, предложив сесть, долго изучал мой партийный билет.
Я знал начальника политотдела не один день. Но тогда его словно подменили.
— Значит, вы Старинов? — наконец прервал он молчание.
— Да, Старинов. Надеюсь, мой партийный билет в порядке?
— А вы погодите задавать вопросы… Лучше ответьте: за резолюцию оппозиции не голосовали?
— Нет!
Он на минуту задумался и спросил:
— Вы были в плену у белых?
— Да, был. Об этом написано во всех моих анкетах, в автобиографии. В первую же ночь я бежал из плена и вернулся в свой двадцатый стрелковый полк!
— Так вы сами говорите и пишете! А кто знает, как вы попали в плен и как оттуда освободились? Где доказательства того, что вы бежали?
— Есть документы в архивах… Есть живые однополчане!
— Документы, однополчане…
Начальник политотдела снова задумайся й на короткое время показался таким внимательным, душевным, каким я его знал. Потом опять посмотрел в мой партбилет, который не выпускал из рук, и вдруг спросил:
— А может, вы не Старинов, а Стариков?
— У нас в деревне четверть дворов — Стариновы и ни одного Старикова, — с трудом сдерживаясь, ответил я.
Мой собеседник первый отвел глаза. Поджав губы, он помолчал, видимо принимая какое-то решение, и наконец заявил:
— Все ваши слова надо проверить и доказать. Собирайте справки. А партбилет пока останется у нас.