Снова он бодро бежал по лыжне, которую кое-где уже успел занести стелющийся, как
• песок в пустыне, снег.
Он не заметил свежей лыжни, свернувшей недалеко от балки. Остановился на гребне увидел два следа, убегающих на дно. Но там, внизу, никого не было. Лишь валялся обломок лыжи. Кто влетел туда? Наверняка Лика. Это и не удивительно, Морозов опытный лыжник.
Итак, Лика ушла обратно. Но почему же они не встретились? Куда она могла деться? Не провалилась же на ровном месте?
Степь уже не сверкала парчовой красотой. Небо становилось темнее, точно его чересчур подсинили. Ветер чаще и чаще поднимал с поверхности пригоршни снега и, словно пушинки, кружил, то подбрасывая, то опуская.
Двигаясь по следу, он внимательно смотрел по сторонам: не покажутся ли на нем отпечатки валенок? «Стой!» — приказал он обрадованно себе, когда увидел глубокие маленькие, точно сайгачьи, следы. Кроме нее здесь никто не мог проходить. Теперь — как можно быстрее по этим шажкам.
И он, налегая изо всех сил на палки, бежал и бежал по снежной целине. Он уже не замечал пота, который заливал ему глаза, он уже не слышал воя ветра, тянувшего свою печальную песню. Он уже не видел впереди ничего, кроме одинокого человека. И этот человек был, конечно, Ликой, Леокардией Королевой!
Он остановился и, сложив ладони лодочкой, разбудил степь гортанным криком:
— Эге-ге-гей! Стой, Лика!
И Королева остановилась, оглянулась. На ее зареванном лице вдруг появилась улыбка. Такая беспомощная и прекрасная.
— Миша, Мишка! — визжала радостная Лика, стараясь растормошить Романова. — Ну что ты как статуя! Улыбнись. Это я, Миша!
Миша улыбнулся. Потом присел на корточки, с трудом развязал ремни и предложил Лике:
— Бери мои, и пойдем скорее. А то видишь, уже темнеет. А у нас тут и волки водятся.
Лика испуганно оглянулась по сторонам и незаметно для себя прибавила ходу. Едва ступив на накатанную колею большака, Миша почувствовал усталость и дрожь.
— А ты знаешь, — сказала Лика, и в голосе ее прозвучали нотки обиды, — в школе, наверно, все давно кончилось. И о нас никто не вспомнил.
— Такого не может быть, — разуверил ее Миша. — Разве Натка допустит? Она поднимет всех на ноги.
Они прошли еще с полкилометра и увидели на дороге что-то черное, растянувшееся поперек грейдера, от кювета до кювета.
— Наши! — радостно крикнула Лика, услышав голос Натальи Леонтьевны. Все страхи, вся усталость, все, что было мучительного сегодня, вдруг свалилось с плеч Королевой, и она рванулась вперед. А Миша не мог бежать. Он чувствовал, что голова стала тяжелой, как их семейный чугун…