— Ты — глупый мальчишка, который вовлек мою племянницу в опасную ситуацию. Но если не нравится «щенок», могу звать личинкой.
Леон сверкнул глазами, жалея, что нельзя дотянуться до будущего родственника и поучить вежливости. Хотя, если вспомнить их первую встречу, результат «учебы» мог обернуться не в его пользу.
Хассель подождал ответа, не дождался, усмехнулся понимающе и продолжил спокойно, точно и не было этой перепалки:
— Маги часто так делают со сложными заказами. Проще посмотреть воспоминания сущности, чем изобретать умную следилку. И по желанию покупателя сущность может быть кем угодно: следилкой, защитой или оружием, главное, свободы ей не давать. А ты сам видел, тварь проснулась, стоило Шанти коснуться книги. Боюсь, моя племянница что-то испортила в печати, ослабив защиту, удерживающую тварь внутри. Еще мне показалась, что та не только реагирует с Шанти, но и защищает её.
— Тогда почему мы живы?
— Может, потому, что Шанти не хочет нашей смерти? Сущность решила нас не убивать, но и к Шанти не подпускает, зараза.
Череп в этот момент оскалился, и открывшийся провал рта полыхнул багрянцем.
Леона передернуло. Магия — проклятие и благословение их мира, чуждое большинству людей. И это большинство не хотело зависеть от кучки магов, не желало видеть их хозяевами над собой. Первая противомагическая закончилась поражением людей, но кровь продолжала кипеть, а призыв: «Долой чародеев» горячил сердца.
Когда все началось? Когда крестьяне, не дождавшись приезда мага, сами справились с засухой, прокопав оросительные канавы? Когда чародеи стали брать золото за свои услуги, а бедняки вынуждены были рассчитывать лишь на свои силы? Или когда маги решили объявить себя выше смертных, создав в каждой стране магические конвенты, не подвластные правителям? А может, когда оказалось, что магов убивает порох и кровь у них такая же красная, как у остальных?
Как бы то ни было, Второй магической не случилось, хотя официально история и называло это войной. По факту два самых густонаселенных континента захлестнули сотни, тысячи нападений. Магов давили по всему миру. Размен шел сорок-пятьдесят душ за одного, но людей было больше, и чаша весов все сильнее склонялась в пользу простых смертных. Люди вошли в азарт. Опомнились, лишь когда магов осталось не больше сотни, из нее большинство целители и бытовики, боевые полностью исчезли как вид.
И вот теперь, смотря в багровые глазницы призрачного черепа и ощущая свою полную беспомощность перед лицом этого явления магического искусства, Леон думал: а не стали ли чародеи вновь набирать силу? Не пора ли заняться проверкой?