Конец интерлюдии.
Механикус. Тот же день. Настоящее время, вечер.
Жизнь страшная штука, никогда не знаешь, чем она тебя озадачит и куда и как глубоко ты попадешь. Я не храбрец, но и не робкого десятка, да и на этот раз подготовлен я к подобному. Но тут, во тьме, под дождем город пугал меня. Мы вышли из дома когда начало смеркаться, и чем дальше меня вела Тера тем страшнее мне становилось с приходом беспроглядной тьмы. Портовый город и раньше сложно было назвать спокойным, но сегодня улицы города захватило сборище наркоманов, бандитов и прочих отморозков, что бесновались этой ночью, но это была не их вина. В городе появился катализатор, ускоритель хаоса и безумства, и он уже прошелся по улицам города, в котором этой ночью вспыхнула цепная реакция безумства и жестокости.
Грегори и не думал не скрываться, что-то вынудило его действовать и он начал свою безумную бойню, творя хаос и убивая невинных, а бандиты, почуяв кровь, словно обезумели и потеряли всякую осторожность. Будто зверь заразил их своим безумством. Прошло всего лишь полчаса, а улицы запылали за какой-то километр от пройденного пути по улочкам города. Я увидел три бледных тела несчастных в канаве, которым уже не помочь, и кучку людей, над ними, падальщиков, что обыскивали во тьме карманы жертв.
− Они нас не увидят, − прошептала Тера, и взяв меня за руку потянула вперед.
Тяжелый рюкзак на спине придавал мне уверенности, но не настолько чтобы не чувствовать то безумие, что словно заражало все вокруг, разливаясь по портовому городу. Падальщики кружили вокруг нас, они нас чувствовали, но не могли увидеть. Ожесточенные, глупые лица были изуродованы звериным оскалом. Мне очень хотелось атаковать их, уничтожить, но я понимал, что так безумие этой ночи поглотит и меня. Маленькая дымовая граната незаметно для Теры упала у третьего тела в канаве. Газ с пяти секундным распадом парализовал около пяти ублюдков, и они рухнули на землю корчась в конвульсиях далеко позади. Так Тера не увидит то удивление на их лицах, что возникло из-за получения ими возмездия от богов, что всегда были слепы к их деяниям. И я, уходя по улочкам, старался не думать о их дальнейшей судьбе. Выживут они, пройдет ли паралич до того как на них наткнутся другие стервятники? Мне плевать.
Буря была не только в душе, но и снаружи, и была страшна. Деревья гнулись под дикий вой ветра, с крыш временами слетела черепица, а среди капель дождя пролетали белые шарики града, больно бьющие в спину. А там, вдали, не смотря на тьму ночи и проливной дождь, полыхало пламя в центре трущоб огромного города. Желто-красные языки пламени тянулись к небу, а белый дым пожирал все в ночи, и в этом едком дыму скрывались ублюдки, жаждущие наживы. Город сходил с ума, люди были на грани, в эту ночь любого горожанина, что осмелился выйти на улицу, уже поджидали стервятники, чтобы убить, ограбить или изнасиловать. И эти падальщики словно чувствовала нас, постоянно появляясь рядом с нами и кружась рядом, но они не видели нас, а малютка, что шла со мной, смотрела на них так, словно это были мерзкие, слизкие черви, но никак не люди.