Все здесь вызывало в Илейке тревогу. Двор скорее напоминал пустырь, где стояло множество телег и кибиток и ходили какие-то люди. Как тогда, у Кузнецких ворот, екнуло у него сердце. Он один. Но что значили все страхи перед тем, что он увидит ее. Посмотрит в глаза, забудет с нею все… Прошли мимо двух возившихся у повозки люден, и те обалдело уставились на Илейку и его коня.
Печенег взял из рук Ильи поводья, привязал к коновязи. Он провел Илейку сенями, открыл дверь в маленькую каморку, в которой пол был уложен свежими стеблями аира. Там горела глиняная плошка, освещая грязные стены, дубовую лавку, накрытую облезлою шкурой, пустую корчагу. В углу стояла колыбель — деревянное корыто на говяжьих ребрах. Илья стал терпеливо ждать. Сердце отстукивало время… Встал и пошел в темноту. Остановился… Нет, никто не следит за ним. Пошел дальше. Только бы не заблудиться, найти дорогу назад. Толкнул дверь и оказался на галерее — гульбище. Оставаясь незамеченным, отсюда можно было наблюдать за тем, что происходит внизу. А внизу Илейка увидел Синегорку. Худа, лицо будто подрезано, а стан располнел. Дорогу ей преградил необычайно грузный человек — из-за спины щеки видать, животом дверь открывает. Водянистые глаза, желтые скулы, рот шире дверей кузницы. Кафтан обшит грубым холстом. «Идолище», — понял Илья по одному его виду. Он и впрямь напоминал идола из глины, какие ставились кочевниками на курганах. Тот говорил:
— Зачем тебе собака русс? Зачем тебе Муравленин — мурашка эта? Хакан зарежет тебя, как овцу. Давай убьем русса! Нам достанется конь и сбруя… Если узнает хакан — тебе смерть и мне смерть. Я не хочу ссориться с хаканом!
Синегорка вызывающе рассмеялась:
— Нет, хакану нужен твой двор и твои люди. Он не убьет тебя… Ведь это ты навел его на Киев!
— Пусть у моего коня отпадет хвост… — начал было Метигой, но девушка не стала слушать:
— Нечего клясться — тебя все равно казнят, тот или другой. Нельзя служить двум хаканам, нельзя любить двоих…
Илейка смотрел на нее и почти не вникал в смысл доносившихся слов. Она еще красивей стала и совсем печенежка… Только говорит чисто да волосы будто литая бронза…
— Я люблю этого русса! Я брошу проклятый шатер и уйду на Русь. Я тоже служу двум хаканам, но не потому, что люблю золото… — Синегорка подумала минуту: — Сама не знаю почему… Наверное, потому, что кровь у меня дурная.
— Йах, из твоих ноздрей жаром дует! Зря ты пришла в «Комарёк» — тебя могут выследить, тут ведь кругом глаза. Тебя зарежут, а меня удушат тетивою лука, — продолжал настаивать печенег.