Илейка сел на камень, окатанный водою, и стал ждать, но время тянулось медленно. Вдруг какой-то звук на середине реки привлек его внимание. Словно бы что-то плеснуло… Может, рыба вскинулась, или водяной всплыл, чтобы глотнуть воздуха? Звук повторился, но увидеть Илейка ничего не мог. Все как вчера: вместо реки черпая яма и мелкий бисер лунного света, дальше непроглядная тьма, украшенная крупными звездами-ледышками. Но вот снова послышался звук, словно бы кто застонал… По реке кто-то плыл, шлепал руками. Все ближе и ближе. Вот снова застонал, глухо, будто бы хлебнул воды. В этом стоне не было ни ярости, ни жалости — одна только тупая боль. Плывущий попал на лунную дорожку — Илейка увидел его голову. Медленно, тяжело поднимал руки, загребая воду, и сыпал брызгами, словно щедрой рукой раздавал золото — направо-налево. Попробовал было нащупать дно ногами, но было еще глубоко, и ушел с головой. Вынырнул, шумно вздохнул, и по этому вздоху Илейка узнал Святогора. Он шел к берегу, как слепец, протянув вперед руки. На берегу, у самых ног Илейки, тяжело плюхнулся в воду, застонал. В спине его торчали четыре стрелы с черным оперением. И лейка нагнулся над старым храбром и помог ему встать.
— Кто здесь? — спросил Святогор, шатаясь, точно хмельной, упившийся ремесленник.
— Я, Илейка, — отвечал тот.
— А… — только и сказал Святогор, — предала нас Синегорка… И тебя, и меня… Ушла с хаканом на восход солнца… Пусть ей вороны глаза склюют.
Медленно шли к шатру. Святогор стучал зубами, останавливался и стонал. Присели на камень перевести дух.
— Тащи тростинки-то, — с трудом выговорил старик, — мешают в спине.
Но вытащить их было не так-то легко. С содроганием принялся Илейка вырывать стрелы. Кровь хлынула из ран, и Илейка заткнул их пучками сорванной тут же травы.
— Брат! — сказал Святогор и стиснул руки Илейки так, что у того позеленело в глазах. — Будь мне братом… младшим моим. Никого не знал в жизни, никого не любил — только ее. Будь мне братом!
— Буду, — отвечал Илейка, — буду тебе братом на всю жизнь.
— Моя кончена, — просто сказал Святогор, — пора на покой. Пришла смерть матерому материку.
— Мы залечим раны, — сказал Илейка.
— Что — раны!.. — тяжело вздохнул, стиснул зубы Святогор, — Духа нет, один пар в душе… Веди меня туда, брат… на яр… Хочу взглянуть сверху. Там у меня и корста[20] готова, давно готова. Веди, — приказал Святогор, и Илейка подчинился ему.
Они стали взбираться на яр. Всею своей тяжестью повис старый храбр на Илейкином плече и все стонал, скрипел зубами. Взобрались. Святогор повернулся лицом к реке, наклонился над обрывом, по ничего не увидел.