У Лукоморья (Гейченко) - страница 212

А это что за веревочка из кругленьких следов, прямая, как по линейке? Это следы старого «друга» Михайловского — Лисы Патрикеевны. Она ходила к вольеру полюбоваться петухом и утками, сидящими в клетках... Что она им напевала-выговаривала — об этом в старинной сказке хорошо рассказано.

А это что за кружево из маленьких точек? Это куда-то перебегала мышка-норушка — полёвка...

А вот и следы ночных похождений моего михайловского «кота ученого» — Василия, который переловил всех мышей в домике няни, амбаре — повсюду...

А вот и диво-дивное — огромные, прямо лошадиные следы! Они ведут к моей избе, к поленнице дров, к кустам смородины, к кормушке, где лежит зерно для пичуг. Это гулял здесь ночью лось. Он часто проходит по Михайловскому. Любит почесать пузо о штакетную ограду, попробовать ветви фруктовых деревьев...

Я люблю читать эту «книгу». Иной раз, по прочтении ее, то кормушку переставлю на другое место, то корму добавлю. А неподалеку от «Острова уединения» лесники наши поставили для лося стожок сена и лоток с зерном.

Когда вы идете по горбатому мостику и глядите на пруд, попробуйте сами почитать «книгу», о которой я вам поведал,— честное слово, жалеть не будете!

За окном моей хижины — стоит высокая старая ель. Ей уже больше полутораста лет. Так утверждают лесоводы, но я и сам вижу, какая она старая. В осенние дни на вершину ее часто садятся серые тучи, им хочется отдохнуть, прежде чем лететь дальше, на юг, вдогонку за птицами...

— Эй,— кричу я туче,— куда это ты, растрепа, плывешь?

Она долго молчит. Ее корежит мозглятина, трясет свирепый ветер, н я еле слышу хриплый шепот:

— Лечу туда, не зная куда...

— Ну и лети с богом! — ору я.

И туча исчезает.

А я вновь припадаю к окну, и гляжу, и гляжу на все, что делается в саду, у речки, за холмом, смотрю глазами усталого старого кота, А на вершину ели уже уселась другая туча...

За окном моей хижины стоит яблоня. Я сажал ее сорок лет тому назад. Саженцу было тогда лет семь-восемь. А теперь яблоне уже под пятьдесят, и она старая-старая.

Яблони быстрее старятся, чем люди. Когда дереву пятьдесят лет, это значит, что человеку за то же время стукнуло сто. «Такова природа вещей», как сказал когда-то старик Лукреций.

Месяц назад люди увели с яблони ее веселых, румяных ребятишек, и дерево стало нищим, убогим и еще более дряхлым...

Я давно приметил, что яблоневое дерево, расстающееся с яблоками, старается спрятать хоть одного своего детеныша, спасти его от жадных человеческих рук. Прячет дерево своего последыша, помогают ему все сучья, ветви, листья. Ловко прячут, сразу ни за что не найдешь!