его женой задолго до того, как попала в Заповедные земли. Он дрался за меня в Священных землях, потому что
должен был драться. И победил.
У него тоже никто не спросил, хочет ли он этого. Хочет ли быть моим мужем. Никто. Ни мой отец, ни пророчество, ни Велес…
Впервые я задумалась о том, что Зверь сам, должно быть, не хочет становиться моим мужем по-настоящему. Он — волк. Все волки в Заповедных землях, с которыми встречалась, все, что хотели меня, заявляли об этом сразу и прямо. Даже пытались принудить, вызвать страсть своими касаниями.
Зверь же оказался совсем другим.
Может, это оттого, что он более двадцати лет прожил человеком?
А может, просто потому, что не хотел… не любил меня?
Может, он все еще любит свою Альбину? Любил…
Страшно было переспросить, что с ней стало. Я видела, какую боль причиняют ему воспоминания об этой женщине, и не хотела бередить рану. Слишком болезненны оказались воспоминания… Несмотря на совсем небольшой жизненный опыт, я понимала, что Зверю пришлось куда хуже, чем мне.
Я отмерла посреди гардеробной с платьем в одной руке и сорочкой в другой. Увидев свое отражение в зеркале, подивилась, как я пропустила тот момент, когда собственная нагота перестала меня смущать? Раньше я старалась одеваться быстро, очень быстро. Ужом юркала в лохань для мытья или в купель, считая себя донельзя распущенной, поскольку любила купаться обнаженной. Согласно заверению Виталины, истинная леди даже во время омовения остается в сорочке.
— Ага, в сорочке она купается, якобы леди, — вырвалось у меня. — А замуж-то выскочила тайно, под покровом ночи, вон как не терпелось заполучить герцога Эберлея в свою постель!
Сказала так и закрыла рот рукой, в которой до сих пор сжимала сорочку. Ветерок из окна похолодил влажную после омовения кожу. Оставив платье на стуле с высокой спинкой, я натянула сорочку, подумав, что была права: я, наверное, вконец испорчена, раз думаю и даже говорю так о сестре.
Надевая платье, я опустила его до талии и потянула за завязки сзади, затягивая шнуровку на спине. Затем, зажав в зубах несколько деревянных шпилек, вооружилась расческой и приблизилась к зеркалу, где долго причесывала огненные локоны. Наконец, когда с третьего раза получилось заплести косу, убрала шпильки, которые так и не понадобились, обратно в резную шкатулку, а в косу вплела голубую атласную ленту в цвет платья.
Нахмурившись, посмотрела на свое отражение.
На меня задумчиво смотрела невысокая рыжая девушка в голубом платье, с косой через плечо.
— Не потому ли он ушел, — пробормотала я. — Что попросту не хочет… ну… исполнять супружеский долг?