— Да? — сказал он, помолчал, слушая говорящего. — Секунду. — И протянул мне телефон.
— Старший инспектор Балли, — представился я.
— Это Арнольд Шмид, дядя Франца и Джулиана, — проговорил голос в трубке. Он говорил по-английски, но с грассирующим немецким акцентом, который так любят высмеивать. — Я адвокат и хотел бы знать, на каком основании вы задержали Франца.
— Мы его не задержали, господин Шмид. Он сам выразил желание помочь нам в поисках брата, и мы приняли его предложение, пока он сам не возражает.
— Дайте трубку Францу.
Молодой человек опять поднес телефон к уху, послушал немного, после чего коснулся экрана и, положив телефон на стол, накрыл трубку рукой. Я посмотрел на телефон, а Франц сказал, что устал и хочет вернуться домой, но, если будут новости, он просит нас ему позвонить.
«Новости — значит вопросы? — подумал я. — Или труп?»
— Телефон, — сказал я, — вы не против, если мы его осмотрим?
— Я отдал его полицейскому, с которым беседовал до вас. И ПИН-код сообщил.
— Не телефон вашего брата, а ваш.
— Мой? — Жилистая рука сжала черный телефон. — Хм… а это надолго?
— Нет, не само устройство, — сказал я, — я прекрасно понимаю, что в такой ситуации телефон вам нужен. Вы предоставите нам доступ к разговорам и сообщениям за последние десять дней? Для этого вам потребуется только расписаться на заявлении, а мы запросим все данные у вашего оператора. — Я улыбнулся, словно извиняясь. — Так я смогу вас вычеркнуть из списка тех, за кем нужно вести наблюдение.
Франц Шмид посмотрел на меня. И в падающем из окон свете я увидел, как зрачки у него расширяются. Зрачки расширяются, когда человеку нужно больше света, и порой такое происходит от страха или от вожделения. В нашем же случае, думаю, причиной стала чрезмерная сосредоточенность. Так бывает, когда твой противник по шахматам делает неожиданный ход.
Я словно читал мысли, замелькавшие у него в голове.
Он подготовился к тому, что телефон мы захотим проверить, и поэтому стер все сообщения и список звонков, которые хотел скрыть от нас. Но возможно, в базе данных оператора все по-прежнему хранится — так он думал. Можно, конечно, отказать. Можно позвонить дяде, и тот подтвердит, что закон повсюду одинаковый — что в Греции, что в США, что в Германии, а значит, он вовсе не обязан помогать полиции, пока они не обоснуют свои требования юридически. Вот только если он начнет чинить нам препоны, не подозрительно ли это будет выглядеть со стороны? Тогда я едва ли вычеркну его из списка подозреваемых. Так он думал. В его взгляде я заметил нечто смахивающее на панику.