Серо-зеленые зонтики парашютов раскрывались перед самым приземлением. Едва коснувшись земли, десантники отстегивали ремни парашютных ранцев и бросались в атаку, стреляя на ходу.
Комиссар и оба капитана погибли в первые три минуты боя. Спецназовцы наступали, прижимая охваченных паникой партизан к подножию холма. Тунгата инстинктивно собрал вокруг себя бойцов и повел их в отчаянную контратаку вниз по неглубокому ущелью, прорезавшему ряды десантников.
— Зеленые и красные, удерживать позиции! Синие, расчистить ущелье! — проревел в мегафон командир родезийцев.
Искаженный голос эхом отдался от холмов, однако Тунгата узнал его: тот самый белый, который отдавал приказы в миссии Ками в ночь, когда убили Констанцию. В голове вдруг прояснилось, и Тунгату охватила холодная решимость.
Выждав подходящий момент, он вывел своих людей из ущелья под непрерывным огнем противника. Его самообладание успокоило бойцов, и Тунгата повел их прочь, применяя тактику отступления, которой учила Ван Лок. В течение трех часов партизаны под руководством Тунгаты выдерживали натиск элитного, закаленного в боях подразделения сил безопасности, закрепляясь в естественных укрытиях на местности и устанавливая на пути противника мины.
С наступлением темноты Тунгата увел своих людей из-под огня, к этому времени в живых осталось восемь партизан, и трое из них были ранены.
Семь дней спустя, ранним утром, пока не высохла роса, Тунгата разведал проход через минное поле на берегу реки Замбези. Он тыкал в землю штыком, выясняя схему установки мин, и переправил пятерых здоровых бойцов на северный берег. Ни один из раненых не выдержал заданного темпа, и Тунгата лично пристрелил их из комиссарского «токарева», чтобы они не попали в руки преследователей.
В городе Ливингстон, стоящем напротив водопада Виктория, Тунгата явился в штаб ЗИПРА.
— Вас же всех убили… — удивился комиссар. — Родезийцы по телевидению передавали…
Черный «мерседес» с флажком на капоте доставил Тунгату в неприметный дом на тихой улочке в Лусеке, столице Замбии. Гостя провели в скудно обставленную комнату, где за дешевым столом сидел человек, которого Тунгата мгновенно узнал.
— Баба́! Нкози Нкулу! Великий вождь!
Человек засмеялся хриплым горловым смехом.
— Можешь называть меня так наедине, но в присутствии остальных я для тебя товарищ Инкунзи.
На синдебеле «инкунзи» означает «бык», и это прозвище как нельзя лучше подходило громадному седому мужчине с широкой, как бочка, грудью и выпирающим, словно мешок зерна, животом. Он воплощал в себе все, что ценят матабеле: размер, силу и убеленные возрастом и мудростью волосы.