Крейг начал читать записи в третий раз, и боль одиночества мгновенно утихла.
Подумав, он порылся в ящичке и достал разлинованную тетрадку, где рисовал схемы кают и камбуза, в ней еще оставалось больше сотни чистых листов. Вырвав использованные страницы и взяв твердый карандаш из навигационного набора, Крейг уселся за штурманский стол и почти пять минут разглядывал чистую страницу. Потом он написал:
Африка притаилась на горизонте, словно лев в засаде, рыжевато-золотистая в первых лучах солнца, обожженная холодом Бенгельского течения. Робин Баллантайн всматривалась в далекий берег…
Крейг перечитал написанное, и его охватило странное возбуждение, которого он никогда раньше не испытывал. Перед глазами стояла девушка: она нетерпеливо задрала подбородок, длинные волосы развевались на ветру.
Карандаш торопливо заскользил по чистой бумаге, девушка ожила, ее голос звучал в ушах Крейга. Он перевернул страницу и продолжал писать — и не успел опомниться, как вся тетрадка заполнилась словами, написанными угловатым почерком, а в иллюминаторе разгоралась утренняя заря.
* * *
Сколько Джанин себя помнила, в конюшне за ветеринарной клиникой отца всегда были лошади. Когда ей исполнилось восемь лет, отец впервые взял ее на охоту, а вскоре после своего двадцать второго дня рождения и незадолго до отъезда в Африку она получила значок охотника, став полноправным членом местного охотничьего клуба.
Роланд Баллантайн подарил Джанин великолепную гнедую кобылку без единого светлого или темного пятнышка. Тщательно вычищенная шкура лоснилась под солнцем, точно мокрый шелк. Джанин и раньше нередко ездила на проворной и легкой кобылке, между всадницей и лошадью давно установилось взаимопонимание.
Роланд ехал верхом на громадном черном жеребце, названном Мзиликази в честь древнего короля матабеле. Под кожей груди и живота, словно змеи, извивались вены. Между ног свисали гигантские яички — грубый и неотразимый признак мужественности. Когда жеребец прижимал уши и оскаливал зубы, перепонки в уголке глаз наливались кровью: исходящие от него высокомерие и угроза пугали и в то же время притягивали Джанин — конь был вполне под стать всаднику.
Высокие сапоги Роланда Баллантайна были начищены до зеркального блеска, короткие рукава белой рубашки плотно обхватывали мускулистые бицепсы. Джанин подозревала, что он всегда носит белые рубашки, чтобы подчеркнуть темный загар лица и рук. Роланд невероятно красив, но безжалостность делала его куда более привлекательным, чем красивое лицо.
Прошлой ночью, когда они лежали в постели в ее квартире, Джанин спросила: