— Обсуждать жизнь можно только при консенсусе понимания, что такое смерть.
— Согласно святому писанию, до потопа люди не старели. На созревание души водили сотни лет.
— Да, и Мафусаил жил целых 969 лет.
— И умер?
— Опять смеетесь?
— Господа, с Мафусаилом не все так просто. Мог быть даже другой календарь, поэтому долголетие лучше считать в днях. А в днях мы его не знаем.
— Есть упоминания о 900-летних праведниках. Поскольку один из столпов веры в те времена был пост до первой звезды, а ретивые праведники — так называемые назареи — не ели ничего кроме растений, то вот вам, коллеги, и метод достижения возраста долголетия. Начало формы
— Потомки Ноя жили все меньше и меньше с каждым поколением.
— А после потопа был поставлен предел в продолжительности жизни в 120 лет.
— Вы верите в магию круглых цифр?
— Нет, конечно. Но эта цифра так много цитировалась последние пару тысяч лет, что она у нас в качестве родовой травмы в теме долголетия человека.
— А мне, коллеги, нравится широта наших представлений и мнений о долголетии человека, от малого до бесконечности. Начало формы
— Ну, по тем же самым Ведам у человека действительно бесконечная жизнь в колесе сансары. Через череду перерождений. Пока человек в мозгах своих хоть какой-то порядок не наведёт и не поймёт законы вселенной.
— Псалом 89 стих 10: «Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет…».
— Я сказал бы, что эта цитата мало о чём нам говорит.
— А вот я бы не стал так сразу жестко точку ставить.
— Конечно, ведь человек сам кузнец своего счастья!
— Ага, особенно советский.
— Нет, никаких 150 лет жизни даже в куче денег и на своей яхте не предусмотрено.
— Я бы добавил к самым опасным врагам долголетия инфекции. Это связано с тем, что уже истощились резервы для синтеза стволовых клеток.
— Примерно, что и я говорю. Гормон счастья продлевает нашу жизнь. Надо только прислушаться к себе.
— Но и с лишком большое удаление внимания себе и своему здоровью, делает из нас неких биологических роботов, которые не живут, а существуют.
— Да, кроме того, они ведь тоже ломаются?
— А я бы поставил вопрос — а такое жизнь? Тогда уже следом можно поставить вопрос о границах этой жизни.
— Чтобы говорить о них, мы должны прежде всего договориться о том, что имеется в виду под термином «старение».
— Так мы далеко уйдем. Коллеги, у нас все-таки дискуссия о долголетии, значит жизнь уже есть. И значит старение есть.
— Да, но россияне живут меньше европейцев. Значит у них другие границы.
— Протестую, у России границ нет, во всяком случае духовных.