Дверь открыла сама вдовствующая императрица. На меньшее дама в бархатном платье, демонстрирующем вырезом плотно утрамбованную в колье россыпь брильянтов, не тянула.
Густав немного нервничал, оставляя Анджи наедине с родительницей. За двадцать лет, проведённые в свободной нравами Америке, мама так и не освоилась с местной толерантностью, продолжая проповедовать чистоту арийской расы с упорством, которому позавидовал бы сам фюрер. Одна из двух девушек, которых он за свою жизнь пытался представить семье, сбежала в слезах после разговора с миссис Лифенохен. Другая вернула ему помолвочное кольцо прямо в прихожей, пока судорожно натягивала шубку с сапогами, не переставая бормотать что-то о средневековье и феодализме. Анджи, конечно, была не из слезливых, да и до настоящего кольца у них еще не дошло, но наученный горьким опытом Густав предпочитал отложить полноценное предложение до тех пор, пока они не ознакомятся со всеми слабостями и недостатками друг друга.
Сжимая в руках два фужера с мартини для дам, он недоуменно замер в дверях. Анджи сидела на прежнем месте, величественно и незыблемо. Миссис Лифенохен же напротив, отползла по диванчику насколько позволяли подушки и вжалась в стену, сливаясь с той меловой белизной.
Выражение лица Густава было бесценно.
Анджела только хмыкнула. Самое интересное — знакомство с ее собственной семейкой — ему еще предстоит.