Десант в безвестность (Дрыгин) - страница 65
Приближающийся лай овчарки заставил Мочихина вспомнить о себе. Он глубже опустился в воду и притаился, спрятав голову под кочку. Если сейчас собака его учует, все — конец! Но овчарка, не добежав до кромки болота, остановилась, принюхиваясь, а затем повернула назад. Вслед за ней зачавкали сапоги финского солдата.
— Täällä on vain kuolleita![6] — крикнул он и стал удаляться от озера.
Старшину, до этого не ощущавшего холода воды, вдруг пробил озноб — от слабости духа, перенапряжения нервов. Чтобы успокоить себя, он еде пал несколько глотков мутной воды и снова осторожно высунул голову из-под кочки: вражеские солдаты, завершив свое черное дело, начали стаскивать тела убитых десантников в одно место. Они делали это нехотя и брезгливо — накидывали на шею убитого брезентовый ремень, затягивали его, а затем тащили труп волоком.
Егеря долго шныряли по болоту, собирая оружие и тела убитых. Только к вечеру они покинули место боя.
Мочихин подождал еще некоторое время, вслушиваясь в наступившую тишину, затем тихо, чтобы не шуметь, стал выбираться из воды. С первой попытки ему сделать это не удалось: тело задеревенело, раненые руки обессилели, а ноги засосало в ил так, что он не мог выдернуть их. Старшина попробовал еще раз, но обе ноги крепко увязли в донном иле. Мочихин забеспокоился, лишь сейчас он обратил внимание, как его сильно засосало. И новый страх охватил Мочихина — спасся от одной смерти, а другая, более жестокая, подстерегает здесь же! Старшина исступленно схватился за кочку, подтянулся к ней, затем собрал в один пучок осоку, закусил его зубами, чтобы помочь ослабевшим рукам, и напрягся, вытягивая сначала одну ногу — медленно и нехотя, но все же вязкий ил отпустил ее, затем с большим трудом удалось вытащить вторую, оставив при этом ботинок.
Выбравшись на берег, Мочихин в изнеможении повалился на землю и облегченно вздохнул: наконец-то! И хотя он сильно устал, хотя после двух бессонных ночей хотелось спать, старшина пересилил себя и заставил ползти туда, где лежали его товарищи — может, кто-то еще жив!
Но среди десантников живых не оказалось. Они лежали друг на друге — кто ничком, кто лицом вверх, почти все раздетые и разутые врагом. Мочихин ползал вокруг кучи человеческих тел и, как одинокий зверь, покинутый всеми, выл, не стыдясь слез.
— Ребята! Ребятушки! — звал он. — Ну хоть кто-нибудь из вас живой?!
Но трупы молчали. Тогда он стал заглядывать им в лица, дотрагиваясь до каждого. Однако тела краснофлотцев и красноармейцев успели остыть и веяло от них холодом. Замерз он и сам. Если бы можно было снять с себя обмундирование, выжать его! Но ранеными руками этого не сделать. Воспользоваться одеждой или плащ-палаткой убитых тоже нельзя: все ценное вражеские солдаты сняли и унесли с собой.