— Вот тебе и ого. В класс зашли три амбала с автоматами и объявили всем, что школа захвачена. Сам понимаешь, дети в шоке, один из пацанов с перепугу потерял сознание, остальные закатили истерику.
— И чем все кончилось?
— Да ничем. Прибежал учитель, всех успокоил. Пацану вызвали скорую, слава богу, он к их приезду уже сам оклемался. Может, на этом бы все и замялось, но там ведь сознание-то не все теряли. И под парту с перепуга не все прятались. В общем, оказалось, несколько самых стойких все это дело сняли на телефоны, а видео, сам понимаешь, выложили куда только можно. Говорят, уже под миллион просмотров набрало.
— Нормально, — хмыкнул Изотов.
— Нормальнее некуда. Прославились на всю страну. Так что в понедельник с утра совещание у губернатора. Будем думать, какие по этой истории делать оргвыводы.
— И что сам думаешь? Возбуждаться будем?
— Возбуждаться по какой статье? За злостный патриотизм? Все же хотели, как лучше. У этих идиотов даже автоматы ненастоящие были, страйкбольные. Хотя с виду и не отличишь, конечно. Маразм, Витя, полный маразм, а нам теперь расхлебывать.
— Тебе не кажется… — Изотов оглянулся на дверь и, лишь убедившись, что она плотно закрыта, закончил фразу: — Что маразма кругом все больше становится?
Вздрогнув, Дмитрий Романович уставился на Изотова так, словно видел его впервые в жизни. Под его пристальным взглядом полковник поежился, но все же продолжил:
— Я ведь с тобой сейчас не как с коллегой, как с другом говорю. Близким другом.
— Надеюсь, у тебя близких друзей не слишком много? А то, если ты им всем такие вопросы задавать начнешь, мы с тобой коллегами быть перестанем. И это не в том смысле, что я из следствия уволюсь. Ты понял?
— Понял, — растерянно пробормотал Виктор Борисович.
— Так что ты хотел у меня узнать?
— Ничего.
— Вот и славненько. Интересно, где наш общий друг Лунин?
— Он уже скоро приедет. — Изотов бросил короткий взгляд на настенные часы. — Вы что-то решили, Дмитрий Романович?
— Что я мог решить, Витя? — Хованский раздраженно отодвинул от себя пустую кофейную чашку. — Ничего я не решил. Ты же сам видишь, что за картина рисуется. Сюрреализм какой-то. Ван Гог, мать его!
— Ван Гог был постимпрессионистом, — поправил начальника Изотов.
— А что, есть разница? — удивился Хованский. — Не важно, я других все равно не знаю. И что делать, я тоже не знаю. Но до приезда Лунина мы должны принять какое-то решение.
— Должны, — покорно согласился полковник.
— Ты за мной не повторяй попугаем, — рассердился Дмитрий Романович. — Я тебя для чего позвал? Посоветоваться! Вот и давай, советуй.