— Почему? — пробормотал Илья, переворачиваясь на другой бок и повыше натягивая одеяло. — А вот потому!
Через мгновение он уже вновь уснул, и больше в ту ночь Илье Лунину ничего не снилось.
* * *
Пятница, точнее ее официальная рабочая часть, пролетела довольно быстро. Первую половину дня Лунин провел, систематизируя информацию, полученную от обитателей имения Фильченко. Больших успехов на этом поприще Илья не достиг, хотя и исчертил несколько листов бумаги таблицами и замысловатыми блок-схемами, стрелочки в которых, исходящие из одних кружочков и упирающиеся в другие, означали подозрения и обвинения, которыми близкие к покойному вице-губернатору люди щедро одаривали друг друга. Стрелочек было много, как правило, если из одного кружочка выходила одна или две стрелочки, то столько же в него и упиралось. Единственным обособленным пятном на общем фоне смотрелся круг, в центре которого красовалась заглавная буква «Е». Под этим нехитрым шифром скрывался младший сын Игоря Владимировича. Егор ухитрился не только сам не предъявить ни к кому претензий, но и не получить их в свой адрес, что было не менее удивительно, а уж на общем фоне и вовсе выглядело весьма вызывающе, и Лунину совсем не нравилось.
— Вот негодник. — Илья раздраженно щелкнул пальцем по букве «Е», думая о том, что в данных обстоятельствах человек, которого никто не подозревает, да и сам не пытающийся подозревать других, выглядит крайне подозрительно.
Сытно отобедав в ближайшей столовой, частым посетителем которой Лунин стал после разрыва отношений со Светочкой, Илья в свой кабинет не вернулся. Вместо этого он решил посетить экспертно-криминалистическую лабораторию и лично переговорить со специалистом, снимавшим отпечатки на месте убийства Фильченко. С Михаилом Петровичем Карпольцевым Илья был знаком уже давно, не один раз они выезжали вместе на место преступления, но все это никак не отменяло того обстоятельства, что эксперта Лунин побаивался, или, как он сам для себя формулировал, относился с глубочайшим уважением. Сколько в точности лет было Михаилу Петровичу, за исключением гордо хранивших молчание кадровиков, не знал никто, но Илье казалось, что они с Карпольцевым в некоторой степени ровесники. Обоим было примерно по сорок. Вот только у одного из них эти сорок отмерялись от первого крика, которым маленькое краснолицее существо оповестило о своем появлении на свет, а у второго — с момента поступления на работу в криминалистическую лабораторию. По мнению большинства коллег по «ЭКЦ» — «Экспертно-криминалистическому центру», а именно так звучно именовалась теперь организация, занимающая небольшое, старой постройки здание, расположенное на окраине Среднегорска, Михаилу Петровичу давно было пора на пенсию. С этим мнением были согласны почти все молодые следователи и оперативники, которым периодически приходилось иметь дело с Карпольцевым, а значит, выслушивать его пространные рассуждения о том, что раньше следователи были помозговитее, опера пошустрее, а в судах на трех жуликов в мантиях приходился хотя бы один порядочный. Новому поколению, а новым Михаил Петрович полагал все, что младше его лет на десять — пятнадцать, у заслуженного криминалиста находилось, как правило, одно из двух определений. Пообщавшись с очередным получателем результатов криминалистической экспертизы и выпроводив того за дверь, Карпольцев проводил рукой по растрескавшемуся дерматину и выносил вердикт: «Тупой». Иногда, с грустью покачав головой и уставившись в закрытую дверь, эксперт изрекал: «Жадный». В исключительных случаях Михаил Петрович недоуменно бормотал: «Тупой… и жадный», после чего обычно позволял себе выпить рюмочку припрятанного для таких неприятных дней армянского коньяка. Свое мнение о Лунине Карпольцев составил уже давно, и Илье оно было хорошо известно. Более того, ветеран криминалистической экспертизы имел дурную привычку о нем от случая к случаю напоминать, причем с годами случаи эти случались все чаще. Слабым утешением для Ильи могло служить лишь одно обстоятельство — старик все же признавал, что Лунин не жадный.