Гвен подошла к ней и опустилась на пол рядом с креслом:
– Скажи нам, в чем дело.
– Я не могу! – со стоном произнесла Верити. – Я такого натворила.
Гвен протянула руку, чтобы утешить золовку, но та ее оттолкнула.
– Это из-за Александра? Можем мы чем-то помочь?
– Никто мне не поможет.
Лоуренс терял терпение:
– Я не понимаю. Зачем ты вышла за него замуж, если несчастна с ним? Он достойный человек.
Верити снова застонала, на этот раз в ее стоне слышалось непритворное горе.
– Это не из-за него… не из-за него… ты не понимаешь.
Лоуренс нахмурился:
– Тогда что? Что не так?
– Пожалуйста, Верити, скажи нам, – подключилась к увещеваниям мужа Гвен. – Как мы можем помочь, если ты ничего не объясняешь?
Верити что-то пробормотала и снова залилась слезами. Гвен и Лоуренс обменялись тревожными взглядами. Лоуренс явно не знал, как поступить, тогда Гвен решила взять дело в свои руки и постаралась уговорить золовку, чтобы та облегчила душу:
– Ну давай, дорогая, наверняка все не так ужасно.
Ответа не последовало. Тишина тянулась бесконечно.
Гвен встала и посмотрела в окно, на озеро, задумавшись о Верити. Девушка потеряла родителей, это верно, но то же самое случилось с Фрэн, однако эти две женщины абсолютно разные: Фрэн полна жизни и готова покорить весь мир, а Верити взбалмошна и не уверена в себе. Теперь, что бы с ней ни случилось, казалось, наступил критический момент. Услышав голос Верити, сдавленный от душивших ее эмоций, Гвен обернулась.
– В чем дело? – потребовал ответа Лоуренс. – Что ты сказала насчет Хью?
Верити подняла глаза и закусила губу:
– Мне очень жаль.
Бедняжка была так бледна, что Гвен посочувствовала ей, но она не слышала сказанных ею слов, а Лоуренс, судя по его лицу, слышал. Он подошел к сестре и, взяв за обе руки, поднял с кресла:
– Повтори это, Верити! Повтори, чтобы Гвен слышала. – Лоуренс отпустил ее, и она рухнула в кресло, уткнув лицо в ладони. Верити молчала, и он опять заставил ее встать. – Скажи это. Скажи! – твердил он, багровея; она мгновение глядела на него, потом попыталась дрожащими руками закрыть лицо. – Боже, ты скажешь сама или я вытрясу из тебя это!
– Мне очень жаль. Мне очень жаль.
– Что такое? – Гвен шагнула вперед.
Верити понурила голову:
– Это сводит меня с ума. Не могу простить себя. Я люблю его, понимаете? Вы должны мне верить.
– Я не понимаю, – сказала Гвен. – Это о Сави Равасингхе? Ты что-то с ним сделала? – (Верити покачала головой.) – Что, Верити? Ты меня пугаешь.
– Скажи ей! – рявкнул Лоуренс; последовала пауза, Верити что-то мямлила. – Громче!
– Хорошо! – взвизгнула она, а потом очень громко, напирая на каждое слово, проговорила: – Я не возила Хью на прививку от дифтерии!