В тот день, когда узнали про Победу, тоже землю укрыло белым. С утра было ведрено, но к полудню полетели редкие снежинки, затем снег повалил густо… Крупные хлопья таяли на крупе таскавшего бороны коня, льнули к Дарьиным ресницам, пестрили пашню, и, когда Дарья подымала мокрое лицо, поглядывая, не покажется ли в просвете солнышко, низкое небо тоже казалось сплошь рябым от летящего снега. И на этом стиснутом, смутно маячившем сквозь хаос лесном клочке земли услыхала она, как, трясясь по гати, погромыхивает телега, как, понукая кобыленку, издалека дребезжащим голосом кричит дед Митрий.
— Ко-ончилась! Выпрягайте, бабы… Но-о… но-о, в сердце ее зарази… Гулять будем… Бабы-ы, война ко-ончилась!
…Полоскался на крыше флаг, гасило ветром тяжелые, слова стоявшего с непокрытой головой Матвея…
— Пойдем, Петровна, поближе, — потянула Дарью за рукав Таисья. — Не слыхать ниче.
Они протиснулись вперед, и теперь ближе них к памятнику стояли только фронтовики и школьники.
— Воевали, не щадя своих жизней! — выкрикнул напоследок Матвей, закашлялся и, сойдя с приступки, махнул рукой: — И, как говорится, не дай бог, чтобы молодые это пережили.
Натянул на седую голову шапку и пошел обратно в редкий строй фронтовиков.
Учительница кивнула девчушке в коротком клетчатом пальто. Та вышла вперед, сжимая в руке школьную тетрадку.
— В боях за свободу и независимость нашей Родины смертью храбрых пали наши земляки, — прямо глядя перед собой, звонко произнесла девочка и раскрыла тетрадку: — Андрианов Василий. Анищенко Григорий. Большаков Ефим…
После каждого имени она замолкала, и тогда было слышно, как полощется на ветру флаг.
— Вершинин Илья. Вершинин Гордей. Вершинин Василий…
— Верно, трое их было, — шепотом сказала Таисья. — Три брата…
«Кто же наших красноярских помянет? — вздохнула про себя Дарья. — Поди уж ни дорожек, ни полей наших не знатко. Где помянут Ивана, Михаила?»
— Вечная слава павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины, — произнесла девочка и опустила руку с тетрадкой.
— Сергею Баженову, Косте Григорьеву, Павлику Филиппову, Кузьме Жердеву, — неслышно шептала Дарья.
А секретарь парткома уже вручал ветеранам коробочки с наручными часами.
— Вручаются Шарыпову Ивану Поликарповичу… Мустафину Саиду Ахмедовичу…
— Нет его, — сказал кто-то. — Пашет за Сухим Логом.
— Колпакову Андрону Никифоровичу…
— В больнице, — отозвался тот же голос. — Баба его тут. Получи за мужика, Анисимовна.
Сухонькая женщина несмело прошла вперед, взяла часы и, вернувшись на свое место, со слезами на глазах повернулась к памятнику. Низенькая, испитая, в пестреньком плащике и литых резиновых сапогах. В одной руке коробочка, в другой узелочек с чем-то.