Ласке, в силу ее близости к Гекате, приписывали способность воскрешать ее мертвых детенышей. По этой причине мясо ласки, тщательно засоленное и поданное с соблюдением определенного ритуала, считалось лекарством от ран и мощным противоядием. В одном из магических папирусов описан обряд, в котором нужно кровью ласки начертать некие символы на треугольном сосуде. Спрятанный в доме жертвы, он вызовет тяжелейшую болезнь. (Сами магические символы не поддаются прочтению — папирус в этом месте слишком сильно поврежден. Пожалуй, оно и к лучшему.)
Гнев Гекаты
Толкуют, что куница прежде была женщиной. Как мне доводилось слышать, звали ее Гела. Была она чародейкой и творила ворожбу. Помимо того, она была развратна и предавалась нечистому сладострастию. По моему разумению, за это богиня Геката превратила ее в хищную тварь.
Будь милостива ко мне, богиня. О делах же твоих пусть расскажут другие.
Клавдий Элиан. О природе животных. Книга XV. 11
Как питомцы, связанные с божеством, ласки вызывали острый интерес у древних ученых и чародеев. Все, что бы ни сделал зверек — запрыгнул на стол или проскочил между ног хозяина, — могло оказаться дурным или добрым предзнаменованием. Появление ласки с мертвой змеей в пасти предвещало беду, поскольку змея тоже считалась магическим существом. Иногда демоны вплетали в призывный клич ласки пророчество о грядущих событиях. Ласки были так популярны в качестве домашних питомцев и так стойко ассоциировались с ворожбой, что от профессиональных чародеев требовалось хорошо разбираться в их повадках, чтобы отвечать на вопросы взволнованных хозяев дома.
Наконец, учитывая связь пушистых зверьков с Гекатой, не стоит удивляться, что некоторые ведьмы и сами умели обращаться в ласку. Древнеримский писатель Апулей (125−170 годы н. э.) рассказывает историю человека, охранявшего мертвое тело, чтобы ведьмы не украли каких-нибудь его частей до погребения. (Труп внезапно скончавшегося юноши, над которым еще не совершили обряд очищения, — прекрасный материал для ворожбы.)
Оставленный, таким образом, наедине с трупом, я тру глаза, чтобы вооружить их против сна, и для храбрости песенку напеваю, а тем временем смеркается, сумерки наступают, сумерки сгущаются, потом глубокая ночь, наконец глубочайший мрак. А у меня страх все увеличивался, как вдруг внезапно вползает ласочка, останавливается передо мной и так пристально на меня смотрит, что я смутился от такой наглости в столь ничтожном зверьке. Наконец говорю ей: «Пошла прочь, подлая тварь! Убирайся к мышам — они тебе компания, — покуда не испытала на себе моей силы! Пошла прочь!»