А сам, с Васильевым, двинул к артиллеристам. По пути штабс-капитан поинтересовался, всегда ли у нас совещания проходят настолько бурно. Я успокоил, что обычно нет, но сегодня было пару острых и принципиальных вопросов. Вот и разгорячились, словно мальчишки во дворе. Александр неопределенно хмыкнул и спросил:
– Вы сами, наверное, из флотских будете?
Я покачал головой:
– Вряд ли. После ранения потерял память, и кем был ранее, мне самому неизвестно. Знающие люди утверждают, что подпольщиком. Но точно не моряком, потому что я даже половину их ругательств не понимаю. Про дыру кашалота понимаю, а вот что такое и где находится бом-брам-стеньга, уже всё – ноль.
Ошарашенный Александр лишь протянул:
– Поня-ятно… Слов нет.
– Что тебя так удивило?
– Как вам сказать? Просто я уже сталкивался с морским людом. Впечатление они произвели… м-м-м… двойственное. Нет, как бойцы вполне организованны и упорны. Но ведь они со стороны вообще авторитетов не признают! Только если из своих. А вы сегодня их так… Когда вы того крепыша уронили, я думал – всё. Сейчас нас убивать будут. Уже за револьвер хвататься собрался…
В удивлении я поднял брови:
– Почему «нас»?
– Ну, как они относятся к офицерам, мне известно. Не зря же меня председатель матросского комитета «золотопогонником» назвал.
Махнув рукой, я ответил:
– Не бери в голову. Вполне нормальные и вменяемые ребята. Тебе просто привыкнуть надо. Вон, Михайловский, тот не простой золотопогонник, а еще и дворянин, но они его только что в зад с разбега не целуют. И орал он, вместе со всеми, очень даже бодро.
Васильев вздохнул:
– Да-а…
– Чего так тяжко?
Артиллерист погладил подбородок и, собравшись с мыслями, ответил:
– Просто я видел, что сегодня происходило. Да еще на митинге присутствовал и знаю, за что вас награждали. И подумал, что если бы в России были такие «подпольщики», то конец старого режима был предопределен…
– Да ему уже лет пятнадцать как ничего не светило! Знаешь, капитан, мне сейчас политпросвещением заниматься вроде как не с руки. Других дел хватает. А вот с комиссаром ты поговори. Он человек умный и подкованный. Позадавай ему непонятные для тебя вопросы. Гарантирую – будет интересно.
Александр кивнул, и какое-то время дальше шли молча, пока он не вспомнил:
– А почему вы спрашивали, на каком музыкальном инструменте я или мои солдаты играть умеют?
– Не солдаты, а бойцы. Это ты запомни, чтобы не путаться. Солдаты, они с той стороны. Нашим людям не нравится, когда их так называют. Так что уважь пока эту причуду. Ну а спрашивал насчет игры, потому что через три дня у нас будет прощальный митинг для первой партии отбывающих на войну с немцами. То есть и для нас в том числе. До площади пойдем нормальными взводными коробками. С нормальным равнением. И каждый из взводов, по очереди, будет петь свою песню.