Тут Четвертый вспомнил, что обитатели монастыря, почитай, все кончились, продавать некого, но почему-то совсем не испугался. Не было ни страха, ни жалости – только тупое безразличие, как будто все внутренности заменили куском бревна. Поэтому Четвертый даже не пошевелился, продолжив наблюдать за мужиком.
Выбравшись из портала, тот не покатился по наклонной, как будто с невидимой горки. Нет, этот визитер, как и положено нормальному человеку, камнем рухнул вниз. Вот только за несколько метров до земли падение резко замедлилось, и он опустился на землю неспешно, как перышко. Непонятная фигня за плечом выпустила при этом несколько клубов дыма.
Оказавшись на земле, он сразу же побежал к Четвертому. Смахнув с него обломки шкафа и кастрюли, он присел перед юношей и без предисловий поинтересовался:
– Бирюк где?
Но, натолкнувшись на неподвижный взгляд Четвертого, мгновенно поправился:
– Настоятель где?
Четвертый, как был лежа, просто немного приподнял руку и указал пальцем:
– Ту-да по-бе-жал.
Слова выходили очень тяжело, юноша как будто с большим усилием выталкивал из себя каждый слог.
Пришелец кивнул и задал очень правильный вопрос:
– Один?
– Нет. Са-ня за ним.
– Худо. – резюмировал обладатель роскошного облачения и вскочил на ноги. – Ты бы, пацан, сховался куда. Здесь сейчас жарко будет, не дай бог зацепим.
И все теми же «легкими шагами» побежал вниз с холма.
Но Четвертый не стал никуда ховаться. Тупое безразличие внутри никуда не делось, вдобавок начала болеть голова. В ней как будто ковырялись железной ложкой, и каждое движение причиняло резкую боль.
Внизу, на перешейке, судя по долетающим звукам, и впрямь началась большая война. Там что-то свистело в воздухе, взрывалось, бабахало, грохотало и материлось. Кто-то, истошно визжа, обещал за Саню страшно всех покарать и проклинал какого-то императора. Потом бахнуло как-то особенно звучно и богомерзкая ругань прекратилась.
Четвертый, у которого страшно болела голова, обрадовался было, но, как вскоре выяснилось – преждевременно.
Обладателя визгливого голоса, судя по насыщенности воплей, начали пытать, и его монологами можно было наслаждаться, нимало не прислушиваясь.
– Нет! Нет! Не – е-ет!!! А-ха-ха! АААА!! Да пофиг, Имп. Пофиг. Да режь меня, режь, что ты вырежешь-то? Бирюк от этого не оживет, а другого скилнутого вы за три часа найти не успеете. Не-ус-пе-е-те!!! А-ха-ха-ха!!! Ты лузер, Имп! Ты слил эту партию! А-ха-ха-ха!!! 70 лет! 70 лет в нужник!!! 70 лет вы готовили эту блудню – и все слилось в сортир! За полчаса! Ты тупой, Имп! Ты реально тупой!!! Сколько лет я мечтал увидеть эту твою рожу!!! Твою вечно самодовольную рожу!!! Как ее перекосит, когда ты поймешь, что мы с Саней просто пришли на десять минут раньше и слили всю твою операцию в унитаз! А-ха-ха!!! 70 лет! Мегатонны влитого бабла!!! И все – пффф! И нету ничего!!! Вообще!!! А – ха-ха!!! Как же я счастлив, Имп, знал бы ты! Сане не повезло – он умер сразу, не успев ничего понять. А я! А я! А-ха-ха! Я видел твою рожу!!! Видел! Твою! Тупую! Рожу!!! А-ха-ха! Как же мне хорошо, знал бы ты!!! Как мне…