И еще, не скажет им Марика ничего. Из принципа не скажет, я ее знаю. Но потом, может, через неделю, может, через год, убьет всех, кто над нею куражился, это без вариантов. И не дай бог, мы это сделаем за нее, вони потом не оберешься. А значит, можно отходить ко сну с чистой совестью, если я завтра буду помятый и с невысокой бодростью, ей это не поможет, да и мне – тоже.
Пробуждение было неожиданным. Меня вырвал из сна многоголосый крик: «Ку-ка-ре-ку».
– Дети, в школу собирайтесь. – Голд был уже собран, автоматная рукоять – рядом с подбородком, кепи надвинуто до бровей. – Петушок пропел уже.
«Ку-ка-ре-ку», – грянуло снова снаружи.
– Они заставили людей издавать этот радостный крик, намекая на то, что самое время поторговать, – объяснил консильери. – И это правильно. Я хотел бы выдернуть вашу подружку из их рук, прикинуть, что к чему, и, если повезет, уже сегодня добраться до леса. Что-то неуютно мне тут, братцы.
Если ему тут неуютно, то это не просто так. Что-то он знает или предполагает нечто неприятное. Ладно, поглядим.
– Лакки, Настя, сидите в шатре на оружии, – отдал приказ я. – В прямом смысле – на ящик с ним садитесь. И, если что-то пойдет совсем не так…
Я отдал Насте гранату, которую снял с пояса.
– В ящик закинь, если дело до стрельбы дойдет и сальдо будет не в нашу пользу, – попросил я. – Не хочу, чтобы им трофеев много досталось.
– Те еще перспективки, – заметила Настя, забирая у меня рубчатый кругляш. – Начинаю жалеть, что с тобой отправилась.
– Тебя предупреждали, – добродушно ответил я. – Сама напросилась. Да ты не делай поспешных выводов, это я так, на крайний случай.
– Шучу, – засмеялась Настя. – Жизнь – сложная штука, так что это не самый плохой вариант смерти.
– Насть, что за банальщина? – поморщился Жека. – Сериалов насмотрелась на Старой Земле, что ли, или нахваталась вон у того пижона, который по недоразумению стал нашим лидером?
– Пошли уже. – Голд шагнул из шатра на свежий воздух под очередное «кукареку». – Третьи петухи пропели уже.
Люди в загоне стояли на коленях и хлопали локтями по бокам, видимо изображая домашнюю птицу.
– Забавно, да? – хохотал Салех, показывая на них пальцем. – Это моя любимая шутка, клянусь! Придумал ее еще месяц назад. Великий каган, когда я его так разбудил в первый раз, чуть животики от смеха не надорвал!
– Забавно, – признал я. – И креативно!
Никакого внутреннего неприятия или возмущения от того, что на моих глазах унижают кучу народа, у меня не было. Если люди готовы, стоя на коленях, драть горло, изображая пернатую живность, то это их проблема. Уверен, Марика в этой забаве не участвует сейчас, да и раньше не участвовала. Странно, что она вообще до торгов дожила, с ее-то характером. И потом, в ночи рабов вроде как было за сотню, а тут дай бог десятка три горланят, стало быть, здесь только те, кто согласился это делать. И чего мне их жалеть? Я и тех, на поляне, не жалел: рабы – они и есть рабы, сами свое место в этом мире выбрали, раз на такое подписались.