– Подумать только, убийство священнослужителя! Вдобавок осуществлявшего процесс inquisitio!.. Как только вернется мессир Бертран, я немедленно потребую…
Негодование его высокопреосвященства выглядело вполне искренним, если б не постоянные косые взгляды в сторону молодого хозяина замка: перейдена уже черта допустимого или нет? Пожалуй, намерение требовать чего-либо от Транкавелей было уже лишним. Научившись за четыре десятка прожитых лет необходимой умственной гибкости, епископ быстро исправил допущенную ошибку:
– Да, потребую достойного воздаяния за гибель нашего брата…
– Объявите его великомучеником, павшим за дело веры от рук бесноватого, – устало посоветовал Тьерри. Безмерно длинный день все не кончался, хотя за окнами уже сгущались осенние сумерки. – Мы дадим средства на постройку часовни в его честь. Выставьте в качестве реликвии обрывки рясы почившего мученика, и набежавшие паломники быстро увеличат доход обители в Алье. Сможете купить себе новую упряжку да пару золотых чаш для алтаря.
Приткнувшийся в темном углу на сундуке и удрученно помалкивавший брат Доминик напомнил о себе, едко осведомившись:
– Думаете, ваше презренное золото вымостит вам дорогу в Царствие Небесное?
– Не думаю. Знаю, – Тьерри не смог отказать себе в удовольствии подразнить святого брата, хотя время и место были совершенно неподходящими. – За наше презренное золото такие, как вы, со спокойной душой отмолят все наши грехи. Хотя лично ваши молитвы, святой брат, вряд ли будут услышаны – как громко вы сегодня ни кричали, Господь не пожелал к вам прислушаться.
Физиономия брата Доминика налилась дурной кровью, однако он вовремя вспомнил о положенном монаху смирении.
– Мессир Тьерри… – укоризненно протянул монсеньор Олиба. – Стыдитесь, недостойно вас произносить такие речи…
– И не подумаю. Вы же не станете отрицать – весь ваш шумный экзорцизм завершился полным провалом. Рамон хотя бы находился под присмотром, а теперь он шатается неведомо где. В таком состоянии он запросто способен ворваться в какой-нибудь беззащитный городок вроде Куизы или Арка, учинив там резню. А подтолкнули его к этому вы, – Тьерри мотнул головой в сторону брата Доминика.
Последнее замечание стало той каплей, что переполнила и без того полную до краев чашу терпения монаха.
– Кто от рождения черен душой, тому Господь не поможет! – возопил он, скатываясь с сундука и тыча обличающим перстом в озадаченно нахмурившегося Тьерри. – Думаете, никому не ведомо, что вы тут творите за высокими стенами? Да по всей провинции только и разговоров, что про вашего батюшку да старшего братца! И вы, мессир Тьерри, сколь ни прикидываетесь смиренным агнцем, от них ни в чем не отстаете – ни в богомерзких деяниях, ни в разврате, ни в злоязычности!