– Да, – кратко ответил Сергей.
– Отлично! – в который раз всплеснула руками королева-мать. – Беренгария, дорогая, пойдите сюда, посмотреть на благородного мессира из Киевского герцогства!
Принцесса не замедлила появиться, а потому как от природы была наделена определенной мерой ехидства, церемонно преставилась новому оруженосцу сэра Мишеля (все это сопровождалось постоянным щебетаньем Элеоноры) и не преминула заметить:
– Ах, ваше величество, перестаньте же! Этот мессир от смущения готов провалиться в монастырские подвалы, а они, как известно, полны вина. Поберегите здоровье молодого киевлянина.
Сергей мысленно сплюнул, однако попытался сохранить невозмутимое выражение. Далее, уже в присутствии Беренгарии, зашел разговор о лондонских приключениях месячной давности. Мишель красочно и ярко расписал подробности свершившегося во благо королевства государственного переворота, рассказал про поимку и дальнейшее повешение канцлера де Лоншана, обмолвился о новых знакомствах и тогда же, невзирая на ахавшую Беренгарию и пылко повествовавшего об английских делах рыцаря, королева тихонько пробурчала под нос фразу, весьма заинтересовавшую Гунтера. Речь тогда шла, во-первых, о Дугале из клана Мак-Лаудов, а во-вторых, о находках в Тауэре.
– Дугал? – думая, что ее никто не слушает, шепнула сама себе королева-мать. – Где, интересно, его носит, негодяя эдакого? И что с бумагами?..
«Элеонора знакома с нашим шотландским громилой? – ошеломленно подумал германец. – Быть не может, я ослышался. А если вдруг?.. Опять мания преследования…»
Мирную беседу прервал громкий и весьма невежливый стук в дверь. Элеонора махнула принцессе, которая, видимо, выполняла при будущей «матушке» роль доверенной служанки (такое частенько случалось при королевских дворах, а если учитывать, что Беренгария происходила из самого что ни на есть захудалого королевства – Наварры, а Элеонора успела побывать королевой Франции и Англии, и заодно была дочерью аквитанского герцога, равного по могуществу многим монархам, то принцессе сам Бог велел прислуживать столь знатной госпоже). Так вот, Беренгария, исполняя свои обязанности, поднялась со стула и приоткрыла створку.
За дверью коричневело мрачное, недовольное лицо благочестивейшей аббатисы Ромуальдины.
– Этот господин, – мать-настоятельница резко дернула головой куда-то в сторону, надо полагать, указывая на человека, стоявшего в стороне, – имел наглость прорываться силой в покои ее величества. Я вынуждена была его проводить, дабы не нарушать тишину обители. И еще. Сеньорита, я накладываю на вас епитимью за ложь перед лицом владетельницы монастыря святой Цецилии. В помещениях, где находятся кладовые, я не увидела того, что вы столь же невинно, сколько и неправдиво описывали. Прочтете на ночь тридцать раз «Отче наш» и во время сегодняшнего праздника не станете кушать мясное.