Я огляделся. Мы стояли с доном Саншо у колодца нос к носу, как два петуха на бойцовской площадке, во все стороны растопорщив перья. Вся моя свита попряталась по конюшням от греха подальше. И караульных наших тоже видно не было – схоронились, чтобы не огрести под горячую руку. Двор опустел, и только из сарайчика вышла жена литейщика и прямо на пороге принялась вдумчиво стряхивать какие-то тряпки. Глядя на нее, дон Саншо сменил тему:
– И вообще, пойдем поговорим в мою комнату. Мы же не жонглёры, чтобы устраивать представление для плебса посередине двора.
На крыльце я тормознул подвернувшуюся под руку служанку и заказал нам две кружки сидра.
– Большой кувшин сидра и две кружки, – поправил меня дон Саншо.
Когда мы вошли в комнату Саншо, которая была зеркальным отражением моей, только без той захламленности, которую моя спальня приняла в последние дни при моем активном участии, инфант спросил меня:
– Что ты думаешь наконец делать с этими дойчами в винном погребе? Хозяину они уже надоели, да и мне тоже.
– А что с ними делать? – удивился я.
Откровенно говоря, со всеми проблемами, которые на меня навалились, я о них как-то позабыл. Незачет!
– Твой человек ими обижен. Твой суд, – напомнил мне дон Саншо.
Тут в дверь постучали, и та служанка с крыльца – кажется, дочь хозяина постоялого двора, – внесла, прижимая руками к животу, большой тяжелый кувшин – литра на три, с кружками на пальцах. Пропищала от двери:
– Ваш заказ, господа принцы.
– Поставь на стол, – приказал ей дон Саншо.
И когда она все это выполнила, он звонко хлопнул ее по заднице, придав ускорение в сторону выхода.
В дверях служанка обернулась и одарила инфанта таким зовуще-обещающим взглядом, с таким обожанием, что мне даже завидно сделалось. И это несмотря на ее внешность серой мышки.
– Ты ее трахнул? – спросил я Саншо, когда за прислугой закрылась дверь.
– Вот еще… – буркнул кантабрийский инфант. – Хотя это мысль, Феб. А то местных баб для развлечений мы уже рассчитали.
То-то я смотрю, в харчевне как-то пустовато стало. И тихо.
– Так все же, что ты будешь делать с этими… шеффенами, – повторил свой вопрос дон Саншо, разливая сидр по большим глиняным кружкам.
– Я бы их повесил, но мастер Уве упросил меня оставить им жизнь, – ответил я ему, предварительно отхлебнув слабо пенящегося напитка. – Вот и ломаю голову. Так, чтобы они живыми остались и чтобы наказание понесли соответствующее. Ноги, что ли, им отрубить… по самую шею.
Саншо сначала недоуменно посмотрел на меня, а потом заразительно засмеялся.
– Что смеешься? – обиделся я и поставил кружку на стол. – Тебе смешно, а я всю голову сломал. Не нахожу ничего лучшего, как продать их в рабство на галеру сарацину, чтобы им жизнь показалась страшнее смерти.