– Все? – уточнил у нее.
– Все, – подтвердила радистка. – Будет что-нибудь еще – сообщу.
– Добро. Отбой.
Подумал немного и позвал снайпера.
– Таня?
– Тут я, – откликнулась Бисянка.
– На тебе пулеметчик.
– Куда тебе его? – Ухмылка Бисянки была слышна даже сквозь атмосферные помехи.
– Куда угодно, лишь бы сразу наповал, – и уточнил: – Как стрелять начнет, так и вали его. Отбой.
Выглянул из-за куста сбоку. Картина все та же. Храбрые парни, однако. Как бы сам в такой ситуации себя вел, находясь под прицелом, откровенно говоря, не знаю.
Поднял мегафон.
– Большой камень впереди себя видишь? Стрелка у него. Идет от вас один. Без оружия, – вроде все сказал.
– Ништяк, – крикнул этот Ваха и стал снимать с себя черный жилет-разгрузку.
Когда он сделал два шага от «дефендера», я снова указал ему:
– Пистолет тоже оставь.
Мегафон разнес мои слова громко по всей ложбине.
Ваха послушно вернулся, отстегнул от пояса кобуру и положил ее в машину. Потом повернулся ко мне и расставил в стороны руки.
– Номана все. Можешь идти, – согласился я на «встречу в верхах».
Валун стоял ближе ко мне, чем к нему. Большая такая каменюка, высотой чуть больше метра и метра полтора в диаметре. Прямо у «дороги», если можно так выразиться.
Ваха уже шел к месту стрелки, а я все тормозил. Давно уже надо было встать и пойти к камню, но руки и ноги отказывались подчиняться мне, как парализованные. Одновременно пробила мелкая такая трясучка.
Вдруг понял, какой я маленький, слабый и ничтожный по сравнению с этим миром, с обоими известными мне мирами, со всей Вселенной наконец – тварь, букашка. Но как каждая букашка отчаянно цепляется за свою никчемную жизнь – как за высшую ценность Бытия. И все в ней кричит каждой клеточкой: ЖИТЬ!!! ЖИТЬ ХОЧУ!!!
Просто жить, несмотря ни на что.
Ух ты! Я, оказывается, трус поганый. А раньше не знал.
У Геннадия Полоки, в «Интервенции», герой, которого гениально сыграл Владимир Высоцкий, произносит такую сентенцию: «В контрразведке тебе сначала предложат папиросу, а потом – жизнь. Папиросу взять можно, а вот жизнь – нет».
А мне СТРАШНО!
ЖУТКО страшно!
ХОЧУ взять жизнь!
ЖИЗНЬ!!!
А тут надо вот так вот: взять и ВСТАТЬ ПОД ПУЛЕМЕТ.
Не оставить себе ни единого, даже призрачного шанса остаться в живых.
Чтобы этот пулемет навертел во мне много-много мелких дырок.
ВО МНЕ!!!
Не поручусь за точность цитирования, но эта мысль о жизни и папиросе настолько пронзила меня до пяток, что заставила впервые в жизни обратиться к Богу с молитвой.
«Боже, – взывал я мысленно, тычась носом в сухую траву, – если ты только есть! Помоги мне сохранить пасомых моих, чтобы они имели хотя бы возможность припасть к стопам твоим. Они мляди и грешницы, но не ты ли сам предпочел раскаявшуюся блудницу Магдалину тем бабам, которые никогда не грешили? Я пытался убежать, но не смог. Я пытался всех обхитрить, но не сумел. Меня догнали. Меня обхитрили. Боже, укрепи мою мышцу, укрепи мой дух, ибо сам я слаб. Дай силы мне, ибо я всего лишь человек, а не Рэмба голливудская».