– У меня тоже отважное сердце!
– У тебя острый и изобретательный ум, – уточнила мать. – Как и у меня. Не пренебрегай своими талантами только потому, что завидуешь талантам других.
– Завидую? Ей?
Мать Венли продолжала ткать. От нее не требовалось такой работы – ее положение хранительницы песен было высоким, возможно самым важным в семье. И все же Джакслим всегда старалась чем-то занять себя. Она говорила, что ручной труд поддерживает ее тело, а повторение песен – разум.
Венли настроилась на ритм тревоги, потом – уверенности и снова тревоги. Подошла к матери и села рядом на табурет. Джакслим излучала уверенность, даже когда занималась чем-то столь простым, как ткачество. Сложный рисунок ее кожи, состоящий из волнистых красных и черных линий, был одним из самых красивых в лагере – как настоящий мрамор. Эшонай унаследовала окраску матери.
А вот Венли пошла в отца – у нее была бело-красная кожа, с узором в виде завитков. На самом деле в ее узоре присутствовали не два, но три цвета, пусть многие слушатели и утверждали, будто не могут различить черных пятнышек на шее. Она-то могла! Обладание всеми тремя цветами было необычайно редкой особенностью.
– Мама, – сказала она в ритме волнения, – мне кажется, я кое-что обнаружила.
– И что же это?
– Я снова экспериментировала с разными спренами. Выносила их в бурю.
– Я тебя об этом предупреждала.
– Но не запретила, и я продолжила. Разве мы должны делать только то, что нам велят?
– Многие считают, что нам не нужно ничего, кроме трудоформы и бракоформы, – произнесла Джакслим в ритме задумчивости. – По их словам, искать чего-то еще – все равно что двигаться по направлению к формам власти.
– А каково твое мнение?
– Венли, ты всегда так беспокоишься о моем мнении. Большинство детей в твоем возрасте бросают вызов родителям и игнорируют их.
– У большинства детей нет такой матери, как ты.
– Льстишь? – спросила Джакслим в ритме веселья.
– Не совсем… – проговорила Венли и настроилась на смирение. – Мама, я хочу использовать то, чему научилась. У меня голова забита песнями о формах. Как я могу не стремиться обнаружить новые формы? Ради блага нашего народа.
Джакслим наконец перестала ткать. Она повернулась на табурете и, придвинувшись ближе к Венли, взяла ее за руки. Потом тихонько запела в ритме хвалы – это была просто мелодия, без слов. Венли закрыла глаза и позволила себе слиться с песней. Ей даже показалось, что она чувствует вибрацию сквозь кожу матери – чувствует душу Джакслим.
Венли поступала так – полагалась на мать и ее песни – с тех самых пор, как себя помнила.