3) когда все началось — там, на выставке, — что-то во мне поменялось.
Ни один из вариантов не давал прямого ответа на вопрос, а пункт номер три вообще пугал, но чем больше проходило времени, тем сильнее хотелось выяснить, что во мне изменилось. По выработанной годами привычке я то и дело собиралась позвонить психологу, но, когда брала телефон, вспоминала, что она за тысячи миль отсюда, в другом часовом поясе, и поговорить не удастся.
На следующий день после того, как мы съездили к Михаилу Юрьевичу, родители снова засели за работу. Они созванивались, писали письма — разгребали все, что накопилось за несколько суток. Плюс нужно было ответить на миллион сообщений и звонков с одним и тем же вопросом — «С ВАМИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ???!!!».
Мы с Мирой, впрочем, тоже были заняты. Мира завершала работу, которую должна была сдать три дня назад, и принимала следующие задачи. Ее мать узнала о похищении из новостей и, несмотря на уверения Миры, что сейчас все в порядке, требовала, чтобы та немедленно вернулась домой.
— Ну ма-а-ам, — тянула Мира в телефон.
— Немедленно!.. вращайся!.. нешеннолетняя!.. — кричали на нее из трубки.
— Ну ладно, — смирилась Мира на третьем звонке, когда мать сказала, что купит невозвратные билеты сама. — Вылетаю. Но с деньгами разберусь без тебя.
Она хотела дождаться перевода от индийского работодателя, но я предложила полететь завтра со мной. Мира хотела поехать, но ей неловко было снова брать у меня деньги. Наконец она решила взять, потом перезанять у матери и отдать мне, а потом частями отдать маме.
— У тебя пунктик по поводу долгов, да? — спросила я, когда она изложила мне свой план.
— По поводу финансовой независимости, — уточнила она.
— Это нормально, когда родители платят за тебя, пока ты учишься. Или платят за твою учебу, — улыбнулась я.
— Ты же говорила, что все твои знакомые работают, — возразила она.
— Работают, но того, что зарабатывают, не хватит, чтобы содержать себя и платить за обучение.
— Ну не знаю, — пожала Мира плечами.
Она тоже, как и родители, весь следующий день почти не отходила от ноутбука. Отвлекалась, только чтобы поесть и в очередной раз созвониться с матерью. Друзей у нее, похоже, не было. Я не заметила, чтобы она кому-то отвечала на сообщения или звонки о том, что у нее все в порядке. Она потихоньку становилась самой собой — собранной, молчаливой, с умными глазами.
Я хотела отдохнуть, побродить по городу, покрутиться по обычным туристическим маршрутам, чтобы сбросить последнее напряжение, но деловитость родителей и Миры повлияла на меня, и я тоже засела за ноутбук, который привезла мне мама. Отвечала на письма. Преподавателям и секретарю колледжа. В двух письмах были предложения сделать иллюстрацию: одну — для плаката инди-группы, вторую — для обложки сборника стихов поэтессы из нашего колледжа. Оба заказчика платили из своего кармана небольшие деньги, но обещали, что правок не будет. Я поколебалась, но, вспомнив слова Миры, согласилась и на плакат, и на обложку. Потом открыла фотогалерею и стала рассматривать фотографию рисунка с цирковым шатром в Нью-Йорке, мысленно прощаясь с ним.