Начальник охранки замолчал, будто бы собираясь с мыслями.
– Понимаете, Тимофей Васильевич, у наших революционеров есть как бы неписаный кодекс чести. По нему, если ты являешься членом революционной организации, отрицать это на следствии как бы нельзя. Ты должен взойти на свою Голгофу и там быть распятым. Гершуни выбрал другой путь, и это меня пугает.
– Почему? – поинтересовался я.
– Нам не удалось собрать доказательной базы о причастности Гершуни к типографии. Поторопились, надеясь на признание, и просчитались. Гершуни пришлось отпустить, и тот сразу перешел на нелегальное положение. За полтора года он отметился в Петербурге, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове, Уфе, Воронеже, пытаясь объединить разрозненные организации социалистов-революционеров в единую партию. А напугало меня то, что, когда в этом году мы арестовывали эти ячейки, многие из подозреваемых отрицали свою причастность к революционному движению, и их приходилось отпускать… – Зубатов достал из папки еще несколько листков и протянул их мне.
Я взял их в руки, а рассмотрев, понял, что здесь информация на двух человек.
– Сверху Гершуни, следующий Николай Иванович Ракитников, шестьдесят четвертого года рождения, из крестьян. В восемьдесят пятом году закончил юридический факультет столичного университета и в том же году вступил в партию «Народная воля». Через два года был арестован и сослан на четыре года в Вологодскую область. По окончании ссылки поселился в Саратове, работает в земстве. Организовал в Саратове объединенную группу социалистов-революционеров и социал-демократов. Когда эта группа была арестована, единственный из всех ушел в полный отказ, – Зубатов поднял вверх указательный палец правой руки. – Показаний против Ракитникова никто из остальных членов этой группы не дал. Пришлось Николая Ивановича, как и Гершуни, отпускать. После этого тот сразу же стал нелегалом и пропал из нашего вида. Вот такая стала складываться тенденция. И она мне не нравится.
– В нашем случае, Сергей Васильевич, я гарантирую, что доказательства для судебного разбирательства будут, даже если все будут молчать.
– Хочется в такое верить, – мой собеседник нервно поправил ворот рубахи. – По остальным информации мало.
– Сергей Васильевич, а Серафима Клитчоглу не дочь ли директора Амурского пароходного общества статского советника Клитчоглу?
– Да, это она. А вы что, знакомы?
– Со статским советником да, а вот дочь не видел. Н-да, дела.
– Вы правы, Тимофей Васильевич, жалко, что у достойных родителей такие дети вырастают.
– Влияние студенческой среды? – понимающе улыбнулся я.