– Ой, Дэвид Нойл, шесть лет.
– Нойл? – переспросила сестра, подозрительно глядя на Френсис. – Вы его мать?
– Нет, я… Я его няня.
– Приметы?
Френсис постаралась как можно подробнее описать Дэви, и сестра то поспешно записывала, то, хмурясь, задумывалась.
– Я слышала, что одного ребенка отправили в Бристоль. Неизвестно, кто он, чей, никто не искал его. Сама я его не видела, не могу сказать, Дэвид это или нет… Вы в других палатах не смотрели? Мы не уместили всех детей в одном месте. Конечно, мне не следовало бы посылать вас одну, но, пожалуй, так будет быстрее всего – видит бог, у нас сейчас дел хватает. Если хотите, я позвоню в Бристоль. Каким-то чудом наш телефон все еще работает.
– Да-да, пожалуйста.
Лишь войдя в мужскую палату, Френсис поняла, что Дэви здесь нет. Но на всякий случай она решила все же осмотреть каждого, невзирая на злые взгляды одних пациентов и игривые подмигивания других. Кроме того, она была переполнена надеждой, что неизвестный ребенок в Бристоле окажется Дэви.
– Я тот, кого ты ищешь, дорогая, – обратился к ней один из раненых, скалясь разбитым ртом. – Он лежал на кровати, соседней с той, возле которой остановилась Френсис. – Можешь обтереть меня губкой.
Френсис ничего не ответила, ее взгляд был прикован к мужчине, что лежал на кровати под номером пять; ей стало вдруг трудно дышать. У пациента была забинтована вся верхняя часть головы и правая сторона лица до щеки. Левая часть лица оставалась открытой и походила на только что сваренную ветчину: она раздулась и лоснилась от какой-то мази, которую нанесли, чтобы увлажнить обожженную кожу. Незабинтованный левый глаз был закрыт, веко опухло и потемнело, напоминая упитанного слизня. Между бинтами на макушке торчали пучки седеющих волос с подпаленными кончиками. Нос чернел ноздрями, словно они были набиты запекшейся кровью, губы мертвенно-бледные. Правая рука забинтована от плеча по самую кисть. Сквозь шум и гам бурлящей вокруг жизни и безмолвие притаившейся смерти Френсис слышала свист его неглубокого, но ровного дыхания.
Она подошла поближе к спинке кровати, где висела табличка с информацией о пациенте. Ее интересовало имя мужчины, но когда она прочла – Персиваль Клифтон, то оказалось, что это имя ни о чем ей не говорит. Френсис никогда не слышала о Перси Клифтоне, она была в этом абсолютно уверена. Всматриваясь в лежащего без сознания мужчину, она терялась в догадках: не ошиблась ли она? Но первоначальное ощущение не исчезло, скорее наоборот, лишь укреплялось. Неприятная дрожь поползла от ступней к коленям. Когда Френсис смотрела на этого человека, то у нее возникало чувство, словно она устремила свой взгляд в бездонную темноту и там, в глубине, уловила – всего лишь уловила – какое-то движение, шевеление чего-то незнакомого. Нечто такое, что лучше было бы оставить в покое. Внезапно в ее памяти всплыли воспоминания – ей жарко и неуютно, пот струится по внутренней стороне согнутых колен, у нее болит голова, и страх, ошеломляющий страх пронизывает все ее существо.