— Ты уверен, что это можно есть?
— Да. Это полезно, — мальчишка аккуратно, как кот, вылизал ладонь.
Крокодил опустился рядом на мягкий, теплый, влажный мох:
— Как ты… себя чувствуешь?
— Прекрасно.
— Ты не способен к этой… локации? Ты что, шел по памяти? Прыгал с камня на камень?
Тимор-Алк поддел указательным пальцем большую каплю смолы, зачерпнул, потянул на себя, дожидаясь, пока истончится и порвется липкая ниточка.
— Он все видит…
— Ты слышал, что он тебе кричал?
Лицо Тимор-Алка сделалось жестким:
— Нет.
— Слышал, — сказал Крокодил.
— Нет, — повторил мальчишка с нажимом. — И ты не слышал. Это нарушение служебной инструкции. Он переступил должность…
Крокодил тряхнул головой. Слова встали на свои места: «он нарушил свой долг», так понятнее. И правильнее с точки зрения его нового родного языка.
— Но ты ведь разбился… насмерть.
Крокодил сказал — и прикусил язык.
— Я живой, — Тимор-Алк облизнул светящиеся губы и снова потянулся за смолой.
Крокодил вспомнил тело на песке, в центре кровавого пятна, с блином вместо черепа. За шиворот будто насыпали снега.
— Почему ты… зачем ты мне помог в пещере? Зачем вел меня, собирал для меня жетоны?
Тимор-Алк жадно вылизывал палец, освещая смолой лицо, зубы и даже горло.
— Спасибо, — сказал Крокодил.
— Извини, — сказал мальчишка. — Они тебя резали… не со зла. Просто они… почти не чувствуют боли. Для них это так… мелочь.
Крокодил вспомнил разговор Аиры с седой женщиной: «Ты отправила мальчика с порогом ноль четыре сдавать Пробу?!» Он в последний момент удержался и не спросил, что такое «ноль четыре» в применении к болевому порогу. Удержал слова буквально на кончике языка.
— Да мне и не было очень больно, — сказал, отважно греша против истины. — Просто обидно. Дай…
Он хотел сказать, что после того, что случилось с Тимор-Алком, вспоминать ночную резню в гамаке даже как-то неловко. И тут же снова содрогнулся: а как этот парень, с его болевым порогом, пережил свою смерть?!
Тимор-Алк ел. Расспрашивать его, каково быть мертвым, Крокодил не стал.
— Кто такой Аира? — спросил он, подумав.
— Он, — Тимор-Алк глубоко вздохнул, — он… Знаешь, я не хочу о нем говорить.
Та из ящериц, что была поменьше, свернула язык трубочкой — и вдруг пропала. Вторая переступила лапами на стволе и продолжала есть.
— Как они называются? — рассеянно спросил Крокодил.
— Гамаши.
— Я про этих… животных.
— Ну да, они называются гамаши… А что?
Кажется, после приключения на берегу новый родной язык в голове Крокодила начал давать сбои. Казалось бы, что странного, если лесные ящерицы, похожие на сеттеров, называются гамаши…