Некоторое время после женитьбы он еще пробовал втягивать ее в свои дела и интересы. Но он должен был везти воз партийной работы. И какую часть своего рабочего дня и своей личности мог он в то стенолазное время уделить жене? Только крохи и рывки. Предоставленная тем временем сама себе, жена отдалась влечению к другому мужчине. Диссман подошел к ней, дав выход тому самому стремлению к деятельности, которое Стебун же и выхолил в Зине. Привлек ее видимостью участия в общественных делах помещением в печати ее статеек. Посочувствовал, вероятно. Все произошло именно так, как и должно было произойти. Стебун мог это предвидеть, но что он мог сделать, не изменяя работе? Так произошло бы, если бы он даже заранее все это захотел предотвратить. Все кончено, и прежнего не вернешь, а теперь было важней другое: как же порвал с Зиной Диссман, не могший долго продолжать с ней связь, раз он был женат и продолжал жить с женой? Неужели для того и уехал из Одессы, чтобы скрыться от надоевшей уже женщины?
Эх, да пускай себе, наконец, все разбегутся!
Стебун гнал от себя мысли, связанные со, всеми, потрясшими его веру в самого себя лицами, и хватался за то, что было ближе к очередным злобам дня.
Он жил в отвоеванной для него комендантом Русаковым комнате, в доме, в котором под видимостью председателя домкома хозяйничал бывший собственник этого дома гражданин Файман. Дом этот — ноев ковчег с ассортиментом антисоветской или полусоветской публики. Когда-то большие залы барских палат теперь перемерены, перекроены, каждый зал разбит на комнаты с особыми в одних и с общими в других — удобствами. В непосредственном соседстве с одним из таких общественных удобств, вплотную с общей ванной комнатой — жилкабинка Стебуна. Из коридора вход в переднюю, в передней дверь налево, — в ванную, дверь направо — к Стебуну. При купаньи кого-либо из жильцов всякий всплеск воды слышен и Стебуну. Но из-за другой стены шум горше. Комната отделена тоненькой перегородкой от каморки, в которой живет промышляющий набойкой чучел молодой человек Щукин. Юноша этот имел уйму братьев и сестер, проживающих в разных частях Москвы и регулярно по вечерам являющихся к нему гостить до утра, шуметь, танцо-вать и захлебываться в трелях буйных взвизгов и раскатах хохота.
В первую же свою ночевку в этой комнате Стебун, собиравшийся основательно заснуть, должен был в двенадцать часов постучать в перегородку, чтобы унять развеселившуюся компанию соседей.
Для первого раза безудержный шум стих. Не ожидали протеста.
Но на следующий раз пришлось постучать уже дважды, чтобы шумная компания сколько-нибудь угомонилась.