И Придоров наконец улучил момент.
Стебун оторвался для передышки от газеты и оглянулся на присутствующих.
Тотчас же Придоров стянул губы в фальшивую сочувственную улыбку и с почти непосильным для него интересом к вопросам коммунистической политики поделился догадкой о газетных новостях, намекая на разительную перемену отношений со стороны правительств буржуазной Европы к советской власти. Это было время, когда одно за другим несколько капиталистических государств объявили об установлении дипломатических сношений с правительством рабоче-крестьянского государства. Придоров, давясь улыбкой, сладко спросил Стебуна об этих приятных для большевиков событиях:
— Всё признают и признают нас?
Стебун беспокойно шевельнул газетой и с недоброй сухостью поиграл глазами на спрашивавшем.
Кого «нас»? — прищурился он с рассчитанным презрением. — Компанию одесской черной биржи?
Придоров дернул беспокойно губами, испуганно оглянулся вокруг, прижимаясь к спинке вагона, и, спрятав глаза, отважился объяснить:
— Я — советский гражданин, гражданин пассажир! Может быть, и мне интересно, чтобы нас уважала Лига наций.
— А… Это именно не всякому советскому гражданину интересно.
И Стебун, бросив газету, вышел.
Льола пренебрежительно покосилась на Придорова. «Не заговаривал бы уж лучше, если отступать некуда», — шевельнулись в ней и досада и удовольствие оттого, что Придоров нарвался на отпор.
Придоров же перетрусил на-смерть, хотя и силился скрыть это. Наклонился к уху Льолы, чтобы не слышала спутница, и предостерегающе шепнул:
— Из Чека или поездной шпион… Смотри, не задень чем-нибудь! Еще придерется, и в подвал через такого попасть недолго…
Льола остановила остолбенелый взгляд на Придо-рове. У нее было свое мнение по поводу закулисной стороны некоторых его дел, но что он способен галлюцинировать чекистами, она не могла ожидать.
Она с горькой досадой отвернулась:
— Пусть шпионит… Глупость!
Стебун прильнул к окну в коридоре и думал о том, что найдет он в Москве, что заполнило бы его после потери семьи.
* * *
Всякий знает, что такое центр Москвы. Это стадион движений революционных масс и средоточие прославленных на весь мир театров и площадей.
Это место, где даже водосточные трубы парадно выступающих дворцов гудят маршами коммунизма, а очереди трамваев и автобусов вздваивают ряды, равняясь по башням Кремля.
Но у самого выхода к этому центру, в тылу одного из театров, примостилась промозгшая до самого нутра двухэтажная руина, которая, несмотря ни на что, хранит название «Централь».
Дом этот некогда был третьеразрядной гостиницей. Во время революции его муниципализировали, и в него явочным порядком вселялся всякий, кто не имел лучшего пристанища. Те, кому деваться было некуда, не брезговали ни изодранными обоями, ни полумраком коридоров.