Стебун с усмешкой повел взглядом на собеседника и, держась за ручку дверей, остановился на мгновение.
— Скажите, товарищ Русаков, вы музыку иногда слушаете?
— Ну, как же! — согласился Русаков.
— Вот тут тоже «музыка»! Каждый солист-скрипач в оркестре делает два дела: вопервых — водит конским волосом по бараньей кишке, вовторых — разыгрывает музыкальную вещь. Получается толк. Хорошо… А что если каждый музыкант будет только водить смычком по струнам, не думая о большем?
Стебун оставил ручку дверей и, возвратившись, присел.
Русаков даже отступил назад, — до того неожиданен был оборот разговора.
— Какофония хорошая получится!
— Ну вот… Те, которые работают вместе с советской властью, не веря в ее цели и отмахиваясь от коммунизма, — не играют… Они водят конским волосом по бараньей кишке…
У Русакова замер пульс на мгновение от жгучей ясности безоговорочного стебуновского ответа. Непримиримая формула острым клином вгрузла в душу. Колыхнулось чувство зависти к тому, что он, Русаков, не может относиться ко всему с такой зубастой прямолинейностью.
Благодарно потянувшись за рукой человека, разбередившего его затаенные думы, он вдруг задержал Стебуна.
— Знаете, товарищ Стебун, если бы вы положились на меня, комнату я добуду самое большее дня через три. Иначе меня будет совесть мучить, что из-за чужого человека вам придется еще куда-нибудь обращаться…
— А у вас что же, что-нибудь тут освобождается?
— Тут нет… Но я работаю в жилотделе и все жилплощади домов в районе знаю. Завтра же этим займусь.
— Я обожду, — сказал Стебун.
— Хорошо, хорошо… Я буду рад, что именно я вас устрою.
— Тогда я зайду… Когда вы рассчитываете выкроить мне?
— После завтра.
— Хорошо. До свидания.
Стебун ушел, а Русаков остановился, машинально водя себя по щеке пальцами правой руки и глядя на дверь. Его лицо, давно уже так не прояснявшееся, на минуту посветлело. Но червяк глубокого и застарелого беспокойства тронул что-то больное на дне души, и комендант даже оглянулся, будто убеждаясь, что никто не видел проблеска честности в его глазах. Сжав сухо губы, он вышел из комнаты.
На следующий день Русаков с утра метался между райжилотделом и уплотняемыми домами. Перед обедом решил, не показываясь другим жильцам, проведать Калашникова.
Николай хозяйствовал в нижнем коридоре, дежуря возле своей квартиры. Метнулся в глубину ниши под лестницей, где приткнулся окликнувший его Русаков.
— Переехали! — оповестил он таинственно об ожидавшихся гостях. — Уже были в городе.
— А сейчас здесь?
— Здесь… Такая пара! Она только показалась — так жильцы, кому и не нужно, с коридора не уходят. Красавица — во всей Москве другой не сыщешь!