Митя обернулся к жене:
– Точно крыло. Похоже, тут самолет разбился. И даже фотографии пилотов есть… – Он еще, повинуясь инерции, продолжал начатую фразу, но договорить так и не смог.
Ему показалось, что на голову положили мокрое холодное полотенце и ледяные капли покатились по вискам, щекам, затылку. Ветер стих, море перестало ворчать и бросаться на берег. Все звуки пропали – или Митя перестал их воспринимать. Он смотрел на снимки, яйцеобразные кладбищенские снимки, с которых серьезно глядели круглоглазый рябой Борька и его друг с зализанными волосами и щегольскими усиками – те, что спорили о стихах и девушках.
Однако, если верить надписи и фотографиям, этих мужчин уже более пятидесяти лет не могло волновать ни то, ни другое.
Лина положила руку Мите на плечо, и он едва не заорал. Но зато очнулся, вернулся в настоящее. Снова рядом гудело море, снова ветер холодными лапами забирался за ворот свитера. Жена смотрела на него, ее зрачки были расширены, и глаза казались еще более темными, чем обычно.
– Это ведь они? – почти беззвучно проговорила Лина.
Митя молчал.
– Мы их видели? – снова спросила она.
В этот момент Мите пришло в голову, что мужчины до сих пор там. Там, на середине спуска. Стоят, ведут свой бессмысленный разговор, смеются, и вечно юный Борька смешно размахивает руками, а его друг снова и снова проводит ладонью по гладким волосам.
Они там, потому что время бессильно и память вечна.
Они стоят, но… Но в какой-то момент могут пожелать спуститься. Сходить на пляж, чтобы прогуляться, подойти к воде, набрать ракушек или пошвырять в море разноцветные камушки, или…
Или подойти к месту, которое полвека назад стало их могилой. И обнаружить свидетелей своей тайны, Митю и Лину, которые, сами того не желая, узнали, что ветреными днями умершие, оказывается, умеют выбраться из своих склепов.
Митя был почти уверен, что погибшие летчики стоят за его спиной, мерзко хихикают и, как зомби из дешевого ужастика, с хрипением тянут к нему сгнившие, позеленевшие руки. Ему казалось, он ощущает злобные, ненавидящие взгляды, чувствует исходящий от них запах, приторный, тяжелый, похожий на запах увядших лилий.
Чудом подавив вопль, Митя резко обернулся, волчком завертелся на месте. Никого. Они с Линой были одни. Никто не брел к ним, спотыкаясь, по пляжу, не спускался с лестницы. Митя вытянул шею, запрокинул голову, попытался разглядеть место, где несколько минут назад они стояли – Боже Всемогущий! – рядом с живыми мертвецами, или их неприкаянными душами, или кем там еще.
Сделав пару шагов в сторону, он увидел площадку. Та была пуста.