Последние ее слова мне было слышать совсем уж неловко: очевидным стало, что Жанна просто пьяна. Неточным движением она потянулась за новым бокалом, но теперь уж я перехватила ее руку. Ненавязчиво, но твердо.
– Пожалуй, что Ева права, – столь же твердо заметила я.
Неожиданно сработало:
– Наверное. Эта чертовка Ева всегда права, – мадам Гроссо как будто даже устыдилась и жестом прогнала стюарда. Ровнее уселась на диване и поправила чуть растрепанную прическу.
Я не сразу обратила внимание, что компаньонка Аурелия уже прекратила свою песню. А через миг услышала и ее голос:
– Духи лоа готовы ответить на ваши вопросы. Входите!
Я повернула голову на Еву с месье Муратовым, но те желания погадать уж точно не имели. Мишель просто смолчал, а Ева закатила глаза.
Среди присутствующих знать будущее желала лишь мадам Гроссо. Она начала уж подниматься с дивана – когда неожиданно для всех, кроме меня самой, на ноги вскочила я.
– Позволите, Жанна, мне быть первой? – со всей любезностью попросила я.
Теперь уж Ева обернулась на меня недоуменно, даже захотела остановить как будто.
И мадам Гроссо тоже немало удивилась:
– Вот уж не думала, что вас это интересует… а впрочем, разумеется, – она сделала приглашающий жест рукой и снова улыбнулась не без лукавства. Предупредила: – формулируйте ваш вопрос точнее. Духи лоа не любят туманных изречений.
Духи лоа, похоже, вообще мало что любили, кроме песнопений и вязкой, отвратительно пахнущей металлом крови. Первое, что я увидела, проникнув за алые газовые шторы – петуха с отрубленной головой. Кровь под его тушкой уже напитала белые некогда перья и разливалась бесформенным бурым пятном, грозя тягучими каплями добраться до края импровизированного алтаря. Перемазанный кровью нож с рукояткой, раскрашенной желтым и красным, лежал здесь же. Кроме него алтарь был полон свечей, от дыма которых у меня немедленно закружилась голова.
Аурелия смотрела на меня сверху вниз черными блестящими в полутьме глазами.
– Сядь! – велела она. И тотчас властно положила раскрытую ладонь на мою макушку – таки заставляя подчиниться.
В узком вечернем туалете да туго затянутом корсете усесться прямо на пол было задачкой той еще. Но раз уж я сама в это ввязалась…
Ковер с пола был убран, а крепкие корабельные доски оказались разрисованы мелом и бурыми мазками, о происхождении которых мне даже думать не хотелось… Меловая линия очертила круг, внутри которого находилась и сидящая на полу я, и стоящая надо мной Аурелия, и алтарь с трупом петуха. Не сразу, но взгляд мой упал на чашу из мятого металла – тоже разрисованную символами.