Ни одной ночи не могла я заснуть. Только закрою глаза, бывало, как вижу огонь, пылавший в окнах нашего дома на Васильевском острове, вижу маму, упавшую на снег, всю охваченную огнем. Я знала, уже никогда больше не придется увидеть ее, и я все равно звала маму, и плакала, и просила отправить меня обратно, домой…
Однажды к нам в детский дом пришла маленького роста круглолицая женщина.
— Я с завода «Красный пролетарий», — сказала она. — Рабочие просят, чтобы ребятам разрешили приходить к ним домой раз в неделю.
Наш директор Алевтина Ивановна, строгая и придирчивая, долго, дотошно расспрашивала ее, что за люди эти рабочие, какие условия могут предоставить детям, где кто живет…
Тетя Леля (это была она) подробно рассказала, что рабочие сами решили между собой приглашать в гости детдомовских ребят, живут рабочие большей частью в Замоскворечье, а условия такие, какие у всех в войну.
В тот раз я зачем-то зашла в кабинет Алевтины Ивановны, и тетя Леля, обернувшись ко мне, просияла улыбкой:
— Вот хотя бы эта девочка, пусть приходит ко мне!
— А вы ее сами спросите, захочет ли, — ответила наша Алевтина Ивановна.
И я сказала сразу:
— Хочу…
— Тогда давай знакомиться, — сказала она и протянула мне руку. — Меня зовут Ольга Ефремовна, попросту тетя Леля, а тебя как?
— Надя, — ответила я, пожимая ее пухленькую, теплую ладонь.
— Одну минуточку, — произнесла неугомонная Алевтина Ивановна. — Я хотела бы знать, кем вы работаете на заводе?
— На заводе никем. Я надомница, а на заводе у меня муж работает, токарь-карусельщик, а я дома сижу, ну, считается, вроде дали мне общественное поручение.
Говорила она это все с улыбкой, удивительно шедшей к ее мягкому, в ямочках лицу, и я невольно потянулась к ней и, не выпуская ее руки из своей, сказала:
— Можно, я приду прямо завтра?
— Договорились, — ответила она.
Жила тетя Леля вместе со своим мужем Василием Кузьмичом в ту пору на Пятницкой, в деревянном доме с палисадником.
Дом выглядел неказистым, совсем провинциальным, и комнаты в нем были маленькие, жарко натопленные, в самой просторной комнате — изразцовая печь, от нее тепло во все стороны, на окнах герань, китайская роза и зеленое, разлапистое, с красными, быстро вянущими цветами растение, которое, как я после узнала, зовется в народе ванька мокрый.
Василий Кузьмич — я его вскоре же стала называть дядей Васей — был бригадиром.
Приходил он с работы поздно, иной раз и вовсе оставался на заводе, и тетя Леля говорила:
— У них нынче опять фронтовая вахта…
Она была быстрая, живая, веселая, в первый же день, когда я пришла к ней, рассказала, что единственный сын Володя весной ушел на фронт, письма от него приходят нечасто, потому как и писать ему, наверное, некогда и вообще он не очень любит писать письма.