Если прибавить к этому общеизвестные взрывы на ядерных объектах под Челябинском, Хомутском и в других местах, то можно сказать, что атомный этап Пятисотлетней войны бушевал на одной шестой части суши целое послевоенное десятилетие.
За всеми этими событиями с ужасом следила американская разведка. Если преступники в Кремле с такой легкостью используют ядерное оружие против собственного народа, пусть даже в научных целях, можно представить, с какой легкостью они применят его в настоящей войне, скрывшись в подземных бункерах и «оказав доверие» населению атакуемой страны принять на себя ответный удар ядерного возмездия. А поэтому во всех делах с Москвой Запад был чрезвычайно осторожен и не менее сговорчив. Так всегда ведут себя с психопатом, у которого в руках бритва.
Так что, в принципе, Чернобылем можно было удивить только сидящее в потемках информационной блокады собственное население. «Рановато объявили вы о гласности, Михаил Сергеевич, — размышлял вслух министр обороны. — Не поторопились бы, никто о Чернобыле и заикнуться бы не посмел!».
И он был прав! Бедой для властей было то, что эта катастрофа произошла в эпоху «гласности» и предметно продемонстрировала миру, что советский «мирный атом» не менее опасен, чем военный.
Радиация, превышающая по уровню радиацию атомных бомб, взорвавшихся над Хиросимой и Нагасаки, поразила сотни тысяч людей и огромные территории Украины, Белоруссии, Прибалтики и России. Радиоактивное облако прошло по Восточной и Центральной Европе, достигнув Швеции. Американские разведывательные спутники быстро сообщили о размерах катастрофы. Западные страны с ужасом приступили к немедленной эвакуации своих граждан из пораженных районов. На новорожденную гласность тут же наступили сапогом и чуть не раздавили ее в пеленках. Кремль отреагировал на катастрофу в своих лучших традициях.
Крик ужаса и отчаяния, изданный западными средствами массовой информации, был объявлен «провокационной шумихой, имеющей цель вызвать очередную антисоветскую истерию». Пожарные тушили пожар на взорвавшейся АЭС в одних гимнастерках. Никто и не думал приступать к эвакуации жителей хотя бы из эпицентра взрыва. Телевидение с упоением показывало влюбленных, слушающих пение соловьев над Припятью (передача так и называлась «Соловьи над Припятью» и демонстрировалась на третий день после катастрофы), и улыбающихся молодых мамаш с грудными младенцами в колясках и на груди. Бойкие телерепортеры совали им микрофоны, задавая идиотский вопрос:
— Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — широко улыбаясь, отвечали молодые женщины.