Историческую правду, если подходить к ней объективно, так же трудно скрыть, как и шило в мешке.
За 23 года своего царствования Николай II никогда ни на кого даже не повысил голос, хотя имел для этого много причин. Он не орал матом на министров, как его отец, не бросал согнутых вилок в тарелки иностранным послам, не дрался тростью, как его дед, не бил лично по морде извозчиков и городовых, как прадед. Со всеми он был сдержан, любезен и безукоризненно вежлив. Он никогда — до последней минуты своей жизни — не терял самообладания и мужества, не устраивал истерик, никому не угрожал сгноить в крепости или в Сибири. Он был выше развернутой против него и его семьи клеветнической кампании, ни разу не применив закон «Об оскорблении Величества», ни одного человека не лишив свободы в «несудебном порядке», то есть своей волей, на что имел полное право как самодержавный государь.
Он был первым царем в истории России, который осознал себя главой государства, а не хозяином огромного нелепого подворья. Он искренне любил свою страну и свой народ. К сожалению, именно страна оказалась неподготовленной к появлению такого царя.
Он не был пьяным грубияном, как его отец, ловеласом и сибаритом, как дед, самцом и солдафоном, как прадед.
Он нежно и трогательно любил свою семью и все свободное время проводил в ее кругу. Дома ставили семейные пьесы, читали вслух Гаршина, Чехова и Флобера, смеялись над фельетонами Аверченко, увлекались фотографией, ездили (довольно редко) на охоту.
Он был скромный и очень застенчивый человек. Отец не успел произвести его в генералы. И Николай на всю жизнь остался полковником, считая нескромным самого себя производить в генералы. Случай просто невероятный. Товарищ Сталин, например, не имея, в отличие от Николая, вообще никакого военного образования, не постеснялся, уложив 26 миллионов солдат, произвести сам себя в генералиссимусы.
Николай любил театр, особенно оперу и балет. Часто посещал премьеры, покровительствуя артистам. Он содержал за свой счет театры, музеи, академии, лицеи, приюты и многое другое. Все, что носило титул Императорского — содержалось за его счет.
Он играл на пианино, на гитаре, неплохо пел и рисовал.
Он был излишне милосерден, милуя, когда казнить было необходимо. Если это не портрет типичного русского интеллигента той поры, сошедшего прямо с чеховских страниц, каких в жизни насчитывалось, возможно, сотни две, а то и меньше, то попытайтесь мне возразить.
Он искренне верил в Бога и был немного фаталистом (на все воля Божья), не сомневался в истинности православия, но демонстрировал небывалые до него в такой военно-клерикальной стране, как Россия, признаки веротерпимости.