Вариант 2. Самозванец Владимир/Була(д)мир просто апеллировал к тому что он Дир, а дети Одда (и/или дочь и внуки Херрауда Старшего) нет!»
Как вариант, он мог объявиться в качестве сына Херрауда, некогда отданного в заложники в 882 году, вернувшегося теперь из венгерского плена или из мусульманского рабства. За давностью лет никто бы не опознал этого 32—34-летнего мужчину в лицо. Событие, впрочем, маловероятное.
Но если это так, то Херрауд всё-таки сам приходится Дирам роднёй, как уже предполагалось, через династический брак с сестрой или дочерью Аскольда. Он мог также взять в жёны вдову Аскольда в 882 году. Почему бы и нет?
Воля наших читателей, какую из версий принять на веру. Или повременить до выяснения всех подробностей и появления новых источников.
Всё же обратим внимание на существенный момент, если не принимать в расчёт мысль об «антитезе», про княжеское происхождение Игоря Олег II ничего сам не говорит напрямую. Более того, ниоткуда не следует, что он предлагает самого Игоря в князья. Игорь назван сыном Рюрика, а ранее по тексту от лица летописца – княжичем (что означает сын князя), то есть ничего не говорится о роде самого Игоря (это было бы так, если его именуют не сыном, а внуком, как показано выше).
Контекст таков. Олег II в прямой речи настаивает на своём собственном природном княжеском происхождении, то есть говорит, что он князь по крови (и это тоже историческая загадка!) и имеет преимущество в сравнении с самозванцем Диром, который не просто не княжеского рода, но ещё и узурпатор, сидит в городе, где править должен отец Игоря (по летописи – Рюрик, по нашему предположению – Олег Вещий). Далее Олег II сам садится княжить в Киеве, и Игорю, чей отец по крови избранный конунгом бонд, как мы увидим, почти до самой смерти этого вождя не удаётся вернуть себе первое место.
С другой стороны, недавний расцвет Киева в период правления Олега Вещего, победителя венгров, подчинившего окрестные племёна, привезшего в Киев несметные сокровища из победоносного похода на Царьград, был вполне ярок в памяти того поколения, к которому прозорливо взывал князь Олег II, показывая народу наследника этой божественной славы и удачи – Игоря. К нему, Игорю, должна была перейти сила отца (суммарная мера успеха, накопленная тем при жизни в делах ратных и мирских). А у Олега Вещего, как бы сказал человек архаического общества, «была очень добрая Удача». И вот память о ней-то как раз и была живее всех живых.
Это его, Олега Вещего, в 913 году оплакивали и киевляне, да и новгородские словене (согласно даже древнерусскому летописцу), то есть совсем недавно, ещё 6–7 лет назад, это его, Одда-Олега, в 896 году, то есть два десятка лет назад, избрали конунгом те же самые русы-киевляне и наградили прозвищем Вещий.