Прозвище Вещий столь сильным образом движет кистью и пером жизнеописателей Олега, что редко кто из них задумывается над подлинным возрастом своего героя.
Да, конечно, если бы Олег и в самом деле пришёл бы в юношеских летах в числе варягов Рюрика в Ладогу, то он должен был бы родиться в 840-х годах. Но если это не так?
По саге Одду, когда он ступил на стезю викинга, было 14–15 лет. Допустим, ещё столько же времени у него могло уйти на то, чтобы прославиться в боях и походах и стать в самом начале 890-х годов правителем некой земли к югу от Приильменья и к северу от Киева между Полоцком и Ростовом. Выходит, что на момент прихода в Киев ко двору Херрауда/Игоря Старшего нашему герою было 30–35. По меркам раннего Средневековья, а не XXI века тоже немалый возраст. Но в 913 году, таким образом, Олег Вещий, он же Орвар-Одд, едва ли достиг пятидесятилетия.
На образ «мудрой старости» Олега немало повлияла и знаменитая баллада А.С. Пушкина:
Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!»
В романах «Кровь на мечах. Нас рассудят боги» (Гаврилов, Гаврилова, 2012) и «Смерть за смерть. Кара грозных богов» (Гаврилов, Гаврилова, 2012а) авторы также предприняли попытку сломать это восприятие Олега как старика:
«Был он строен и высок, длинный потрёпанный синий плащ укрывал его с головы до ног, а тёмный капюшон скрывал черты лица.
<…>
– Говорят, что тебе всегда бывает попутный ветер, и он дует даже в том случае, когда при полном штиле ты поднимаешь парус, – молвил как-то Херрауд.
– Это легко проверить, если нам по пути, – ответил Одд и добавил, – впрочем, тот же ветер полнил паруса моего отца и деда.
– Я был бы рад видеть тебя среди своих друзей. Нам предстоит за морем славное дело, но будет пролито много крови. И каждый меч, каждая секира теперь на счету.
– Я обхожусь стрелами, – уточнил Одд. – А если случается сойтись в ближнем бою, лучший мне помощник – дорожный посох.
<…>
Смерть Олега Вещего. Худ Н.М. Кочергин, 1940 год
Олег вперил невидящий взгляд в небо, побледнел, чёрные круги под глазами заметны даже с десятка шагов. Изредка передёргивал плечами, что-то шептал. В руках у северянина большой лук, все знали, стрелы Одд носит постоянно при себе, они длиннее обычных, он сам изготовлял их с большим искусством.
<…>
Дождь усиливался, капли падали на землю с громкими шлепками. Из крепости выкатили пару бочек, откупорив, щедро поливали погребальную краду маслом. Гора сложенных тел, как почудилось Добре, уходила к самому небу, была выше любого терема. Подле неё остались немногие воины, среди которых высился Орвар-Одд. Лицо северянина почернело от горя, а огненные кудри потускнели.