– Мне тоже понравилось. Ты можешь рассказать – что ты натворила?
Я улыбнулась. Силы возвращались. И Мечислав был на редкость человечным, мне даже не хотелось выдрать ему все зубы без наркоза. Почему он всегда не может вести себя, как человек?
Хотя глупый вопрос. Он же вампир…
– Могу попробовать. Если еще сока нальешь.
Вампир послушно налил мне еще стакан сока, я залпом выпила его – и кивнула.
– Знаешь, меня и так все довели. Альфонсо, его жертва, этот, как его?
– Шарль.
– Вот. Шарль, убийство это сегодняшнее, я и так вся была на нервах, а тут еще этот эмиссар паршивый ломаться вздумал. И наезды начал. Я терпела, сколько могла, но когда Славка упал – у меня крышу сорвало начисто. Сама почти ничего не помню. Помню только ощущения, словно я – это не я, а какое-то чудовище. И оно хочет жрать. И жрать не абы кого там, а одного конкретного Альфонса.
– Ты его так хоть на людях не называй, – особого упрека в голосе Мечислава не было – и корчить виноватую рожицу я не стала.
– Постараюсь.
– Вот и постарайся. Откуда взялось это чудовище? У тебя даже лицо изменилось.
– Оно живет во мне. – Мне на миг стало трудно говорить. Горло перехватило неожиданным спазмом. – Ты помнишь, какой меня нарисовал Даниэль?
– С трудом. Женщина в красном и напротив, в зеркале, ее отражение в виде зверя?
Я кивнула.
И вспомнила. Вот я на кровати. И Даниэль рядом. Живой. Родной. Любимый. Откидывает волосы назад. Протягивает рисунки. Смотрит на мое лицо, ожидая похвалы или презрения. Там были два портрета. Надюшки – и мой.
Второй портрет изображал меня, но тоже совсем не такую, как в жизни. Зеркало. И вроде бы та же я. Тоже стоящая вполоборота к зрителю. Почему-то я была одета в костюм гвардейцев кардинала. Алый плащ с золотым крестом развевался на ветру. Рядом, на светло-голубом фоне, лежала шляпа с пером. В левой руке я сжимала кинжал, поднимая его наподобие креста. В правой руке держала опущенную книзу длинную шпагу. Внешнее сходство было несомненным. Но не внутреннее! Я не была такой. Только мечтала. Но у меня никогда не получится. В нарисованных гениальным художником моих глазах была любовь, но совсем другая. Веселая, шальная, хищная. Мой нарисованный двойник скалил зубы в дерзкой улыбке. Женщина на портрете предлагала всё. Дружбу, любовь, партнерство, секс, дуэли на шпагах, прогулки под луной по крышам, ужин в китайском ресторане и бутылку водки, распитую из-под полы в мужском туалете – все, что только могла предложить женщина. И при этом смотрела с вызовом: «Мол, я-то предлагаю! Но сможешь ли ты взять то, что я предложу, и так, как я предложу это тебе? Если сможешь, мы будем вместе. Если нет – проваливай сразу! Слабаков не держим и не удерживаем!» Что-то придавало портрету такой вид. И что-то в нем было неправильным, но таким, что хотелось смотреть и смотреть. И пытаться понять – в чем же дело. Женщина задерживала на себе взгляд – и вы не сразу смотрели в зеркало на портрете.