– Где она?!
Из горла рвалось рычание, Арман не чувствовал боли в сбитых костяшках кулаков. Вид разбитого беспомощного лица секретаря, в брызгах и потеках крови, вызывал страшное бешенство – до зубовного скрежета, до сведенных судорогой челюстей.
– А-а-а, – прохрипел Брант, издавая булькающие звуки.
Кровь из разбитого и сломанного носа текла знатно.
Арман схватил его за шиворот и еще раз тряхнул, с наслаждением слыша, как затылок Бранта ударился о мостовую.
– Говори, где она! Ну?
Вытаращенные водянистые глаза секретаря были полны ужаса и безмерного удивления. В них застыл невысказанный вопрос: как же так?
– Она жива? Отвечай, тварь, – просипел Арман и, понимая, что уже не владеет собой, рванул из-за голенища нож.
– Н-не надо, – хлюпнул Брант. – Я… все… расскажу.
– Ах, расскажешь?!
Арман снова сгреб его за шиворот, затем с усилием поставил на ноги. Глаза застилала багровая пелена, Арману уже казалось, что он сейчас собственноручно убьет Бранта – не потому, что так надо, а потому что так хочется. Приваливая к стене всхлипывающее, трясущееся тело, Арман выдохнул в лицо бывшему секретарю:
– Лучше бы тебе поторопиться рассказать! И лучше бы Леона Кьенн была жива.
– Да жива она…
И тут Брант сделал нечто, отчего Арман опешил: Брант расплакался. Громко зарыдал, совсем по-женски всхлипывая, промокая манжетой рубашки текущую из носа и разбитых губ кровь.
– Мы… Я клянусь, мы не сделали ей ничего дурного! Я знал, что ты придешь… вы придете, ваше величество. Мы хотели письмо написать… с требованиями.
Арман с облегчением вздохнул. Мысль, что Леону держали в заточении, измывались над ней, все еще не давала покоя, но стала понемногу отступать.
– Ты же меня хотел убить, – напомнил он сухо. – Рассказывай, я хочу услышать. И, быть может, даже подарю тебе жизнь. Если с Леоной все так хорошо, как ты пытаешься сказать.
Брант, дрожа подбородком, смотрел глазами побитой собаки.
– Прямо здесь?
– Нет, – Арман хищно усмехнулся, – веди меня туда, где вы ее держите. А по дороге расскажешь.
– Голова болит, – прохныкал Брант.
И Арман внезапно почувствовал, что его отпустило окончательно. Гнев, ненависть – все куда-то ушло, просочилось сквозь пальцы, как вода. Осталось презрение с легким налетом жалости. И он понимал, что Брант с радостью расскажет все, лишь бы сохранить свою шкуру.
– Переживешь, – сказал Арман. – Веди! И рассказывай. Далеко идти?
– С полчаса ходу, – прошептал Брант и опустил глаза. – Можно порталом.
– Можно. Но, думаю, в твоих интересах прогуляться. И упаси боже, если я найду Леону в плохом состоянии!