Но более неожиданным гостем оказался Первушин. Дочь его быстро поправлялась. Блок снял швы, никаких проблем не было. В Мраморном остался Блинд, поэтому Блок со спокойной совестью выехал в Новгород. Дочка Первушина пока оставалась в Мраморном, а сам он выехал вместе с доктором. Разговор с ним состоялся на следующий день после приезда.
– Рассказывай Иван Первушин, зачем пожаловал? – настроение у меня было хорошее, поэтому спросил в шутливом тоне.
Я сидел в гостиной, пил морс и радовался новому лицу. Местное захолустье начало меня изрядно напрягать. Хоть какое-то развлечение. А то с нынешним ритмом жизни и отсутствием информационных потоков XXI века, можно отупеть и не заметить.
– Хотел сказать спасибо, вам Великий князь. А также исполнить своё обещание, готов отслужить за спасение дочери, – Первушин моего шутливого тона не принял.
– Расскажи о себе. Только говори правду. Мне все твои грехи знать без надобности. Нужно понимать, что ты за человек и будет ли от тебя польза.
Раз человек решил послужить, то глупо отказываться. Своей команды у меня пока не было.
Рассказ меня удивил. Я думал, что Первушин сын какого-нибудь казацкого старшины и большая часть его жизни была связана с Диким Полем. Оказалось, что он литвин, то есть белорус. Ещё и родился в униатской семье. С самого детства служил порученцем у гетмана Михаила Огинского[52]. Отец его был хорошим воином из личной дружины гетмана и сына тоже воспитал бойцом. Иван получил неплохое образование, знал несколько языков и периодически доставлял переписку гетмана в разные страны. Он так и с матерью Маши познакомился, приехав в Питер с корреспонденцией. Далее много лет жил в Европе, когда гетман после восстания добровольно эмигрировал. Но это дело ему начало надоедать. После какой-то ссоры покинул гетмана и нанялся в отряд наёмников. Повоевал за австрийцев против турок, за черногорцев опять против турок. Потом оказался на Дону и Кубани. Думаю, там он тоже занимался не преподаванием изящных искусств. Пару лет назад посетил Питер и узнал, что у него есть дочь. Начал жить мирной жизнью в столице. Через год родами умерла мать Маши. Иван окончательно осел в Питере, устроившись работать на польского купца. Понятно, что многое он мне не рассказал. Думаю зовут тоже не Иван, а какой-нибудь Ян или Янош. Но не чувствовал я в нём гнили. Видно, что человек не простой судьбы, но не душегуб и отморозок.
– Иван, я освобождаю тебя от любых обязательств. Деньги мне тоже не нужны. Я бы в любом случае помог твоей дочери.
– Вот потому я и хочу отдать вам свою саблю и жизнь, Ваше Высочество, – Иван говорил вполне серьёзно.