Уступая напору тети, Альби немного рассказал о своей работе и о том, что волнует физиков всего мира. Ходили слухи, что Альберт Эйнштейн вскоре представит ученому миру десять формул по теории поля, подкрепляющих новую общую теорию относительности. Альби стал объяснять смысл геодезических уравнений, когда на пороге появился дворецкий:
– Прошу прощения, мэм, но обед уже подан.
– Слава Богу! – обрадовалась Эдди. – А то у меня голова идет кругом!
Ее гости встали и вслед за хозяйкой проследовали по коридору, ведущему из гостиной в столовую.
У дверей столовой Лоуренс вдруг остановился и коснулся руки Шейми.
– Пусть Клементс Маркем думает что угодно, – тихо, но с чувством произнес Том. – Приезжайте ко мне, мистер Финнеган. Вы совсем не староваты для приключений. Такого попросту не может быть, в противном случае и я тоже староват. Будь это правдой, я бы не знал, как жить дальше, и, честно говоря, не хотел бы знать. Вам понятно это чувство?
– Да, мистер Лоуренс, – кивнул Шейми. – Очень даже понятно.
– Тогда приезжайте. Прожарьте ваши холодные кости в горячем песке Аравийской пустыни.
– Шейми, Том прав, – сказала Эдди, стоявшая в дверях столовой и слышавшая их разговор. – Пошли Маркема подальше и Шеклтона вместе с ним. Отправляйся в пустыню. Погреешь косточки на аравийском солнце. Глядишь, и твое сердце растает, – с улыбкой добавила она.
– Четыре пенса, мистер. Не пожалеете, – сказала девица в красной шали, соблазнительно улыбаясь, вернее, пытаясь соблазнительно улыбаться.
Макс фон Брандт покачал головой. Холод вынуждал его идти ссутулившись, опустив голову.
– Ну тогда два. Клянусь вам, я чистая! В этом деле всего неделю.
Фальшивая бравада исчезла. Теперь в ее голосе звучало отчаяние.
Макс посмотрел на нее. Никак не больше четырнадцати. Ребенок еще. Тощая, дрожащая.
– Иди домой, – сказал он, бросив девице шестипенсовик.
Та посмотрела на монету, затем на него:
– Да благословит вас Бог, мистер. Вы хороший человек. Честное слово!
Макс усмехнулся. Едва ли, подумал он, открывая дверь «Баркентины» и надеясь, что малолетняя шлюха не видела его лица, а если и видела, то не запомнила. Паб «Баркентина», находившийся на северном берегу Темзы, в Лаймхаусе, был воровским притоном. Время от времени Максу фон Брандту приходилось туда наведываться, и он принимал все меры предосторожности, чтобы его не увидели.
Он тщательно следил за своим обликом. Стараясь не выделяться, Макс надел мешковатую рабочую одежду, три дня не брился, а светлые, с серебристым отливом, волосы спрятал под кепкой. Труднее было скрыть высокий рост, загорелую кожу и ноги, не искривленные рахитом. Все это свидетельствовало о хорошем питании и обилии свежего воздуха. Подобное в Ист-Энде присутствовало в мизерных количествах или вообще отсутствовало.