Юля аккуратно обрезала кутикулу и внимательно слушала клиентку. Оксана грузила, но голова от нее почему-то не болела, не было чувства тяжести или напряжения. Юля слушала с удовольствием. Она ощутила прилив сил, какую-то странную, непривычную смелость. Оксана своей свободой рассвобождала Юлю, и это было очень круто.
– От вас прямо прет позитив, – выпалила Юля и сразу зажала себе рот. – Ой, извините ради бога, я просто, я просто давно ни с кем так приятно не общалась. Вы к нам еще зайдете?
– Конечно, я здесь еще неделю, так что к вам зайду обязательно.
– Выбирайте покрытие.
– Классический красный. Сегодня же танцы. Вы идете?
– Я об этом как раз думала, когда меня позвали к вам.
– Обязательно приходите. Поболтаем. Вы отсюда родом?
– Не совсем. Можно сказать, из соседней деревни. Несколько сотен километров отсюда. Тот самый кошмар, о котором вы упомянули. Я приехала недавно, потому что… – Юля почувствовала, что расплачется, если скажет, а тогда впечатление от маникюра у клиентки будет испорчено. – Я приехала, потому что мне был нужен план, новая жизнь.
– И как? Не слишком близко от дома для новой жизни?
Оксана как будто угадывала все правильные вопросы. Юля смотрела на нее во все глаза и думала о том, что хочет быть такой же веселой, красивой и успешной.
– У меня и дома-то не осталось, так что я не знаю, посмотрим.
– То есть семьи нет?
– Бабушка только осталась. Вообще у меня сложная семейная история, так что я не буду вас утомлять. Третий слой делаем? Или не затемнять? – Юля занесла кисточку над указательным пальцем Оксаны.
– Давайте так оставим. Очень красиво. – Клиентка с любовью посмотрела на ногти, потом загадочно, изучающе – на Юлю.
Когда процедура была успешно завершена, Оксана расплатилась за услугу на кассе, а Юле оставила две тысячи на чай. Просто положила две бумажки по тысяче на стол рядом с цветовыми образцами. Юля сначала даже не поняла, что это чаевые, сказала клиентке, что оплата на кассе, потом, когда Оксана уточнила, что деньги лично Юле – смутилась, покраснела, не знала, как поступить, с ужасом приняла две тысячи и от волнения даже поблагодарить забыла, только изумленными глазами посмотрела Оксане вслед.
Вернувшись в комнату, Юля положила деньги в косметичку, села на кровати, глянула на черное платье на вешалке и, окрыленная встречей с Оксаной, каждой клеточкой своего тела чувствуя приближение будущего, позволила себе расплакаться. Она шумно дышала, сморкалась в платок и снова рыдала, воображала Артемкины похороны, пыталась представить его мертвым, чтобы попрощаться, но это было слишком больно, она зажмуривалась, слезы текли по щекам и по подбородку, капали на кровать. «Господи, как я могу жить, когда мой сын умер, господи, господи, как я могу жить, как я могу жить…» – истерически шептала Юля, раскачиваясь на кровати, держа голову в руках и самой себе напоминая сумасшедшую.