А оно вот как вышло. Это странно. Ведь я был для них чужаком. Призванным духом, способным выполнить задачу укрепить Род. И хотя я отчаянно хотел иметь семью — нормальную, настоящую — я быстро понял, что сперва придется заняться другими вещами. Вить гнездо будем потом. Сначала — освободиться от Корфа.
Второе озарение — что я и сам, в общем-то, был тем еще сухарем. Ни разу не додумался отправить в Ириновку письмо или попросить кого-нибудь из слуг позвонить. А ведь мне тоже было о чем беспокоиться. Оля — моя Оленька — замкнулась в себе, отец болезненно переживал чехарду с наследниками, а наше финансовое положение стремительно ухудшалось — я ведь читал в газетах сводки о сделках. Соколовы продали большой земельный участок под Рахьей, которым пользовались больше сотни лет. И ведь явно неспроста отец так решил. Род бедствовал. Пусть вида отец не показывал, но сейчас, считав его настоящие эмоции, я ощутил себя козлом.
Есть у меня дурацкая особенность — еще в старом мире я настолько привык к тому, что близкие так или иначе от меня уходили, что даже сейчас, имея возможность все переиграть, все равно действовал по привычному сценарию. Разве что Ирка и Матильда ворвались в мою жизнь и остались в сердце.
А семья… Слишком быстро нас разлучили, чтобы я успел к ним привязаться. И хотел этого, и вспоминал о них, но… Не успел до конца осознать, что отныне я и правда был не один. Действовал, как наследник. Старался думать, как наследник. А сам так и не уверовал в то, что я и правда был наследником.
— Прошу прощения, отец, — склонил голову я. — Я повел себя неправильно. Следовало связываться с вами почаще. Но почти каждая минута была расписана, да я и не подумал, что вы до такой степени распереживались. И, кроме того, ты мог воспользоваться ментальной связью, чтоб достучаться до меня.
Патриарх окончательно перестал на меня злиться — я чувствовал, как выровнялся его эмоциональный фон. Отец с сожалением качнул головой.
— Не могу. Еще восстанавливаюсь после случившегося на кладбище. У меня малый ранг, и я и на четверть так не силен, как ты, Михаил. Род не делится со мной силой, и мне приходится пользоваться теми скудными остатками, что остались после Осколка. Да и то почти все ушло на то, чтобы поддерживать состояние твоей бабушки.
— Значит, ей не лучше? — нахмурился я.
— То лучше, то хуже. Она все же пожилой человек. Старость беспощадна.
Это было скверно. Бабушка знала очень многое из того, что могло мне пригодиться. И хотя можно было бы вытащить сведения из родового источника, но общаться с живым человеком было проще. И приятнее, чего уж таить.