Несколько долгих секунд мы молча смотрели друг на друга, и в глубине души я чувствовала себя маленькой обезьяной, загипнотизированной большим и сильным питоном. Потребовалось призвать волю и самоконтроль, чтобы не выдать охватившего меня смятения.
– До встречи завтра, – выпрямившись, ровно обронил Шайрэн.
Он подозвал пару стражей, явно призванных сопроводить меня до покоев, и я, чуть не забыв сделать реверанс, проследовала за ними.
Стоя на балконе, Шайрэн смотрел на расстилающийся перед ним ночной пейзаж. Водные драконы любили день, когда лучистый свет пронизывал воду и добирался до самого дна, заставляя ее светиться. Воздушные тоже жаловали солнце, предпочитая летать в ясную погоду, наслаждаясь синевой чистого неба.
Шайрэн же любил темноту. Именно в ней – бархатной, спокойной лучше всего виден буйный огонь. И грозы с их оглушающим громом, молниями и неистовым духом, столь близким ему.
Ночные горы походили на дремлющих каменных великанов, заснувших несколько тысячелетий назад. Занесенные снегом, лежащие под мириадами древних как мир звезд, они спали, но видели все, что вершилось на этих землях много лет назад, и то, что происходило теперь.
Барьер в виде водопада отрезал Райхар’вод от внешнего мира с его прогрессом и бесконечной суетой. Драконы всегда были такими – величественными, свободными, превыше всего ценящими независимость и никогда не отдающими то, что считали своим.
«Боюсь, мое нежелание становиться женой вашего племянника только окрепло», – прозвучали в мыслях недавние слова Эльвиры.
Шайрэну не нравилось то, что он испытывал, глядя на эту девушку. И то, что эти слова не вызвали недовольства, не нравилось тоже. А больше всего не нравилось, что она каким-то непостижимым образом два раза проникала в его сознание и увидела те фрагменты жизни, о которых он сам старался не вспоминать.
Иномирянок, жаждущих вернуться домой, нередко вывозили за пределы клановых земель, чтобы показать красоту остальной Дагории. Но обычно это происходило на последних неделях отбора. Шайрэн решил отвезти Эльвиру в столицу Триальской империи спонтанно, когда увидел ее, танцующей с одним из советников. Он не мог объяснить даже себе, почему эта девушка так на него влияла. Точнее, не хотел. Она – одна из невест престолонаследника, у которой есть все шансы стать вэйрой. Думать о ней в ином ключе – непозволительно.
И все же память, помимо воли, вновь и вновь воспроизводила воздушное фиолетовое платье, блестящие янтарные глаза и струящиеся каштановые волосы, напоминающие темный шоколад.
Пожалуй, его в Эльвире больше всего привлекала непохожесть на остальных обитателей замка. Он хоть и прижился здесь, но никогда не переставал чувствовать себя чужеродным, слишком отличающимся от тех, кто считался его семьей.